с доходом менее сорока тысяч долларов в год без финансовой помощи. Консультант, который должен был помочь мне заполнить анкеты, качал головой и повторял: «Для твоей мамы это будет нелегко». Я не понимала, о чем он говорит. Всем нам и так было нелегко.

21

Ответ на мою заявку, отправленную в Государственный университет Болла, прибыл в толстом ярко-красном конверте. Я вошла в свою спальню, затворила за собой дверь и вскрыла его. Увидев слово «Поздравляем!», я сразу же поняла. В виски ударила кровь, в ушах застучал пульс, заглушая все остальные звуки. Находясь одна в комнате, я позволила широкой улыбке расплыться во все лицо. Прижав письмо к груди, я даже не закричала, а скорее завизжала. Пусть даже фокус и не сработает, пусть я никогда не приеду в кампус в качестве студентки, но меня приняли. Приняли в колледж.

Первым об этом я рассказала Бретту.

— Я так и знал, — сказал он.

Улыбка его ощущалась даже по телефону.

Мне захотелось поделиться радостью и с матерью, но тут я вспомнила о том, что нужно попросить ее помочь раздобыть 125 долларов на депозит для комнаты в общежитии, в котором «новобранцы» должны были жить по крайней мере до окончания первого курса. Я уже почти три года подрабатывала в торговом центре, но деньги, казалось, сами куда-то утекали со счета, как бы я ни старалась их копить. Ну ладно, работа у меня была, но я боялась сама водить машину. У бабушки не было прав на вождение, сколько я себя помнила, но это не мешало ей постоянно давать советы с заднего сиденья.

— У тебя есть парень, вот пусть он и водит, — говорила она. — Мужчины в таких делах лучше разбираются.

Какое-то время Бретт и вправду возил меня, но потом вдруг вспомнил, что он мне не родитель и уж тем более не личный шофер. Маме тоже не хотелось возить меня, поэтому она отдала мне свой «Понтиак Бонвиль», а сама купила подержанную машину, что было ей несвойственно. Так что мне не пришлось тратиться на машину, но нужно было оплачивать страховку; это казалось вполне справедливым и превосходило все мои ожидания. Мама была рада, что я сама плачу за бензин, сама оплачиваю расходы на поездки с оркестром, посещения врача и по большей части сама покупаю себе еду. Мне нравилось платить за себя, когда была такая возможность, и особенно нравилось, что я наконец-то могу хотя бы отчасти облегчить финансовые заботы моей матери. Но с депозитом мне точно нужна была помощь, а обращаться с этим к матери было все равно что ступать по минному полю. Если у нее есть такая возможность, то она с удовольствием поможет, и это было бы наилучшим и наименее вероятным исходом. Но если она не может помочь, то не признается в этом и в конечном итоге рассердится. Иногда она мне обещала помочь, но когда я напоминала ей об этом, она выходила из себя и говорила, что я цепляюсь к ней, и раз уж я так надоедаю, то она вообще не хочет помогать мне. Просьба о помощи в нашем доме могла привести к самым непредсказуемым последствиям, но сейчас ведь речь шла о колледже. Меня приняли, и хотя я приучила себя не питать иллюзий и обходиться малым, я не могла притворяться, будто меня это совсем не заботит. Не могла делать вид, будто не хочу доказать, на что способна. Дело стоило риска.

Мама в гостиной разбирала одежду. Я вошла, держа конверт обеими руками. Мне понадобились все силы, чтобы сохранять обычную походку, не подскакивать и говорить ровным голосом. Я подошла к ней и остановилась прямо напротив нее.

— Мам?

Она остановилась и посмотрела на меня, как обычно, скорее настороженно, нежели с любопытством.

— Что?

Я протянула ей конверт, но не успела она открыть его, как я не удержалась и выпалила:

— Меня приняли в Университет Болла!

Мама вскочила с дивана и закричала:

— ДА!

Широко распахнув глаза, она принялась размахивать руками. Я ожидала, что известие ее обрадует, но не предполагала, что до такой степени. Она кружилась на месте. Я бы и сама покружилась с ней, если бы могла оторваться от такого завораживающего зрелища. Уж очень она обрадовалась хорошей новости. Моей хорошей новости. Обхватив меня руками, она изо всех сил прижала меня к себе. Мне стало немного грустно от того, что я такая заторможенная. Мама расцеловала меня в щеки, а я позволила себе уткнуться лицом в ее плечо. В нос мне ударил смешанный запах кофе, сигарет и лосьона «Jergens» с вишнево-миндальным ароматом. Мне было стыдно за то, что я просто стою как вкопанная и не могу проявить благодарность в такой момент.

Мама не отпускала меня. Она шептала мне на ухо:

— Я знала. Знала, что у тебя получится.

Когда я заговорила о депозите, она, к моему удивлению, улыбнулась и даже немного посмеялась.

— Что-нибудь придумаем. Не волнуйся.

Я все равно волновалась. Но не успел подойти срок, как она вручила мне чек на всю сумму. Мне даже не пришлось ей напоминать.

Из вечеринки в честь моего окончания школы она решила устроить настоящее торжество. Я боялась, что из-за всех этих хлопот она начнет ворчать, но она весь день пребывала в отличном настроении. Мы собрались у бассейна во дворе у ее сестры, и хотя все мои друзья были готовы повеселиться как следует, я не могла заставить себя выйти к ним в купальнике. Мама потратила несколько сотен долларов на угощение и, вгрызаясь в ребрышки, которые мой дядя приготовил со сверхсекретным барбекю-соусом, я вспомнила, почему жареное мясо стало в моем сознании синонимом праздника. Торопливо прикончив первую тарелку, я поспешила взять вторую, прежде чем гости начали разбирать еду по домам. Не успела я войти на кухню, как кто-то взял меня за локоть и вывел в коридор.

Это оказался мой дедушка.

— Эш, — прошептал он, осмотрелся по сторонам, заглянул мне за плечи и усмехнулся, как будто уже провернул нечто запрещенное.

Вокруг никого не было, но я спросила в ответ тоже шепотом:

— В чем дело?

Он протянул руку с раскрытой ладонью, на которой лежал маленький пластиковый пакетик с тем, что, по моим предположениям, было травой. До этого момента мне не приходилось видеть ее вблизи, но не потому, что мне было неинтересно. Просто никто ее мне не предлагал, а если бы и предложил, я помнила слова матери о том, как она