Поездка выдалась долгой, но мы наконец остановились возле моего общежития, в котором толпились первокурсники с родителями и помогавшие им размещаться старшие студенты, демонстрировавшие до неловкости преувеличенное добродушие. Пока другие перетаскивали по коридорам и лестницам огромные чемоданы, я легко заполнила моими пожитками всего лишь одну тележку и покатила ее к своей комнате с помощью сестры. Мама хмуро шагала за нами. Мы протолкнули тележку через дверь, и так как моя соседка уже заполнила свою половину комнаты, то догадаться, где моя сторона, было легко. Мы быстро разгрузили вещи, а когда принялись расставлять их, из соседней комнаты зашла студентка-помощница и спросила, можно ли взять тележку. Сестра подкатила к ней тележку, а я повернулась к маме и спросила, не останутся ли они с сестрой, чтобы поужинать со мной. Избегая моего взгляда, мама покачала головой.

— Хотелось бы побыстрее вернуться. Не люблю ездить в темноте.

Сестра обняла меня на прощание, а затем мама обхватила меня одной рукой, поцеловала в щеку и сказала:

— Люблю тебя.

— И я люблю тебя, мама.

Я смотрела, как она уходит по коридору, а потом вернулась в комнату и осталась одна. Но я не боялась одиночества. Я ощущала себя свободной.

Моя любовь к семье конфликтовала с моей потребностью уйти, оторваться наконец-то от нее. На протяжении многих лет мы с младшим братом были лучшими друзьями. Теперь, на расстоянии, мы с трудом могли поддерживать общение по телефону. Он предпочитал заезжать ко мне лично и разговаривать вживую, но я не всегда оказывалась на месте. Когда же я изредка приезжала домой, то обнимала и целовала всех, пока они не начинали вырываться.

— Эш, остановись. Серьезно. О боже.

Любое сообщение, которое я посылала им по телефону, через социальные сети, было наполнено восклицательными знаками и смайликами. Мои желания и моя мотивация в первую очередь имели целью вдохновить их своими достижениями. На семейных встречах и торжествах я была своего рода ходячим плакатом: «Мои родные, вы тоже это сможете». Сможете сделать все то, что получилось у меня. Но каждый раз, как я выходила из общежития, чтобы поехать домой, я десять минут стояла перед зеркалом и повторяла фразу, которой меня обучил мой психотерапевт: «Я нравлюсь себе такой, какая я есть. Я нравлюсь себе такой, какая я есть. Я нравлюсь себе такой, какая я есть. Я нравлюсь себе такой, какая я есть». А потом я обещала себе не забыть это.

— Я впервые разговаривала с чернокожей. Э… в общем… спасибо? Было очень мило!

Я уставилась на девушку напротив себя. Что сказать ей в ответ? «Не за что» казалось неправильным. Это была веснушчатая блондинка, и мы уже больше часа разговаривали в учебной комнате в конце коридора. Я совсем недолго проучилась в колледже, когда поняла, что некоторые белые росли там, где им никогда не удавалось встретиться с черными. Не зная, что сказать, я заставила себя улыбнуться, а она вышла из комнаты, не замечая моей неловкости и, вероятно, даже гордясь собой за то, что сделала гигантский шаг вперед, обратившись напрямую к «негритянке». До колледжа я училась в школах, где чернокожих было до восьмидесяти процентов. Здесь же все было иначе. Здесь я была одной из трех чернокожих девушек на нашем этаже в общежитии, и то это считалось рекордом.

Из всех студенток в нашем холле мы с соседкой единственные не имели своих компьютеров. Впрочем, можно было пользоваться теми, что стояли в компьютерной лаборатории, и хотя я обращала на это внимание, жаловаться на такой недостаток особенно не приходилось. К некоторым студенткам родители и родственники приезжали едва ли не каждый день, а я не могла представить, кто бы из моих родственников и знакомых мог пойти на такой расход бензина. Было приятно пожить некоторое время вдали от семьи. Впервые за все время я была рада, что у меня нет родителей или родственников, которые постоянно следят за мной. Прогуливаясь по «Деревне» в Манси, я иногда видела на лавочках кого-нибудь из однокурсников в окружении членов семьи. Порой я испытывала знакомую тоску по дому, но по большей части сочувствовала студентам. Мне было трудно представить, чтобы молодой человек или девушка настолько радовались общению со своими родителями, пусть даже и старательно делали вид, что им очень приятно. «Я свободнее вас, и это сто́ит всего того, чего у меня нет», — думала я.

Я оказалась одна в студенческом городке, управляя собой и заботясь о себе. Нельзя сказать, что мне было совсем легко, зато я обрела относительный покой. Я гораздо чаще, чем когда-либо раньше, сама решала, куда и когда мне пойти. Я ясно понимала, что проигрываю другим в плане материального достатка, как и то, что этот факт во многом ограничивает мой выбор, но впервые за всю жизнь не чувствовала себя под наблюдением. Мои ошибки, большие или маленькие, для окружающих были просто… ошибками. Никто меня не обвинял в том, что я хочу вывести их из себя или испортить им день. Я впервые неделями не слышала, как кто-то кричит в гневе, а если и слышала, то эти крики были адресованы не мне, так что мне нечего было бояться. Под прикрытием неожиданно обретенной взрослости я не чувствовала необходимости искать новый вид хаоса, и поэтому хаос тоже обходил меня стороной.

Колледж стал для меня, как и для многих других, не только убежищем, но и способом проводить время. Три раза в неделю я просыпалась к восьми утра на свой курс — введение в специальность «Мода», никогда не опаздывала и сидела в первом ряду. Я вступила в организацию, занимающуюся общественной работой, под названием «Студенческие добровольные службы», а также воспользовалась предложением в рамках моего пакета финансовой помощи и устроилась на неполный рабочий день в «Амери-Корпус». Примерно полсекунды я размышляла о вступлении в оркестр, но понимала, что не запишусь в него. Это был не мой оркестр с моими товарищами по группе поддержки, и мне не хотелось смешивать свои воспоминания о них с впечатлениями от чего-то другого.

Затем, после встречи с профессором по программе дизайна одежды, который постарался отговорить меня от этого направления, я задумалась о смене специализации на психологию. «Мама убьет меня, если я сменю специализацию», — сказала одна моя однокурсница, когда я рассказала ей о своем плане. Мне и в голову не пришло упомянуть об этом маме, а когда я все же рассказала ей об этом, она