«Что? Стрижку здесь не практикуют? Совсем? – плеснуло по нервам внезапной паникой. – Не может быть!»

За ее спиной с грохотом что-то упало, и Оля рефлекторно обернулась, стараясь игнорировать любопытствующих людей. Это уборщица уронила свой совок и не спешила его поднимать – замерла. Она смотрела на Олины волосы с восхищенным и недоверчивым восторгом.

– Зимняя вишня, – пробормотала она на русском, – ультрапикси.

– Вашими руками могут заняться немедленно, – проблеяла мадам Ирота, – но, к сожалению, у нас нет куафера, который может выполнить ваше пожелание. – И припечатала: – Милочка!

Оля своей обостренной интуицией почувствовала, что это короткое пренебрежительное обращение доставило хозяйке салона садистское удовольствие, но ей, Ольге, было плевать – она смотрела на уборщицу, уже без всяких дополнительных подтверждений зная, что перед ней соотечественница. 

– Я могу постричь, – сказала уборщица робко, – только у меня инвентаря нет.

– Не беспокойся, моя хорошая. – Ольга схватила техничку за руку и обернулась к Ироте. – Куафер нашелся. Какую кабинку дозволите занять?

– Но она не может... – заблеяла хозяйка, тыча в техничку пальцем.

Оля почувствовала, что все, время реверансов закончилось. Если ей еще раз возразят...

– Может! И будет! – рявкнула и устремилась в свободную кабинку, волоча оторопевшую соотечественницу за руку. – Тут есть то, что тебе понадобится?

На этой фразе ладонь новой знакомой была отпущена, чтобы резко и очень демонстративно задернуть гардины перед носом у хозяйки. Потом природная справедливость все же взяла верх.

– Госпожа Ирота, – высунула Ольга голову в приемную, – оплата по прейскуранту, плюс треть сверху за необычный заказ. Чаевые исполнителям отдельно. Если заслужат, – получилось громко и как-то неприятно надменно.

Устыдиться за хамство Ольга себе не позволила. Нефиг! Пусть этого никто не знает, но она – туэ! Кастелян Ламс умел заставить с собой считаться. И она научится. В норме, в прежней жизни, Оля предпочитала позицию ведо́мой. Но именно что предпочитала, давая мужу реализовывать лидерские задатки. Хочешь мужа-орла, наставлял папка сумасбродную дочь, – не мешай ему летать, но и сама не ползай.

Землячка стояла растерянная и не знала, как себя вести. К тому, что лохматая дама в наряде директрисы сиротского пансиона ее порывисто обнимет, она совсем не была готова. Оля и сама не ожидала от себя такого порыва, а тут тело все решило без участия мозгов. Про то, что это очередной пинок от усиленной чуйки, как-то не подумалось. 

– Как здорово, что ты нашлась!

Стул был именно таким неудобным, как выглядел, но это было неважно. Как не имело значения то, что в кабинке объявилась смазливая девица с передвижным маникюрным столиком, готовая заняться руками строптивой клиентки и как следует поглазеть на двух ненормальных. Ну, и уши погреть, о чем свидетельствовала ее обиженная разочарованная моська, когда клиентка и уборщица, явно до этого незнакомые, сначала неуверенно, а потом взахлеб заговорили на непонятном языке. Пару раз маникюрша забывалась и, открыв ротик, наблюдала за уверенным полетом ножниц в руках уборщицы, на которую всегда смотрела свысока...

– Месяцев шесть-семь не стриглась, да? – Сима с наслаждением запустила руки в безобразную шевелюру драгоценной клиентки. Соскучилась по нормальной работе – даже слезы подступили. На ощупь волосы были плотнее, чем на вид, и это было здорово. Любая стрижка будет хороша. Лицо у новой подруги правильное, затылок идеальный для всех без исключения причесок. Очень удачная модель для того, чтобы после долгого перерыва взяться за ножницы. 

В то, что клиентка, которую исподволь троллила противная Ирота, оказалась русской, сначала даже не верилось. Фамилия-то явно местная. Вадуд. Хозяйка несколько раз произнесла, Сима хорошо слышала, через тряпки-то. А оказалось...

– Как стричь будем, Оль? – Панибратское обращение поначалу немного царапнуло Ольгу, но Серафима говорила с такой теплотой и с такой верой в свое право так вести себя, несмотря на очевидную разницу в возрасте, что оставалось только наслаждаться.

– Коротко! – Сима в зеркале изобразила сомнение, перебирая и перебирая волосы. То так закинет, то эдак, то со лба уберет, то на щеки напустит.

– Не советую. Здесь так не носят. – Характерное северное оканье землячки стало чуть заметнее.

– Да плевать. Я с тринадцати лет стрижку ношу. Мне так удобно!

– Не плюй в колодец, – пробормотала Сима, на что-то решившись. – На приличное каре длины не хватает, но сделаю что могу. – Видя, что Ольга вознамерилась возразить, добавила строго: – Не заставляй, не стану! Не стану тебе своими руками жизнь портить! Знаешь, за что здесь баб бреют? Чтоб все видели, что у нее дурная болезнь не леченная. Тебе оно надо, наводить этих дикарей на такие мысли? – И, убедившись, что Оля впечатлилась в полной мере, добавила мягче: – Длину сохраню по максимуму, но, раз тебя так надирает гусей подразнить, затылок выстригу. Летом тут жарко. А главное – подчеркнем, что кое-кто не от мира сего. Ты же, как я поняла, этого не боишься?

Дальше беседа потекла без отрыва от работы. Сима стригла и рассказывала, иногда прерываясь, чтобы обматерить отвыкшие руки и идиотские ножницы. Зашла еще одна барышня и попыталась намазать Оле лицо каким-то составом, припахивающим ментолом. Сима, не прерывая свой рассказ, яростно закивала отпрянувшей Ольге – да-да, это очень хорошо!

Серафима попала на Нрекдол около двух лет назад. Обычная история, почти как у Пашки. Тоже больница, только на этот раз не травма, а хоспис. Уж как Сима, вопреки всем прогнозам, цеплялась за жизнь – видавшие виды врачи удивлялись, но неоперабельное паскудство оказалось сильнее.

– Чуток я не дотерпела, – грустно пожаловалась бедняга, – мне одна мудрая нянечка сказала, что рак груди – это болезнь обиженных баб. Отпусти обиды, себя прости – и встанешь. Не встала. Пришел в бреду какой-то хмырь и наобещал здоровье с молодостью, если я с ним пойду. Вторую, новую жизнь пообещал в новом магическом мире с новыми возможностями. 

Сима ненадолго умолкла, что-то кропотливо выстригая сзади, даже челюсть вперед выдвинула от усердия. Потом заговорила опять, с удовольствием выплескивая словами все то, что до Ольги никому не было интересно.

– Ну, я такая: а пошли. Мозги-то обезболивающим обдолбаны. Только я врачу заявление отказное напишу, чтоб его не ругали. И записку сыну, чтоб не искал. А сама даже сквозь бред ржу. Я ж и ложки пластиковой уже поднять не могла, а тут писать. Он говорит – а и напиши. Бумажку с ручкой подал, гад такой. Мне кажется, я действительно что-то там карябала. Очнулась уже тут.

– Слушай! – воскликнула Ольга, желая отвлечь погрустневшую землячку. Еще не подругу, но уже и не чужую. – Ты там про зимнюю вишню бормотала. Ты ж молодая, чтобы этот фильм помнить. (Прим. автора: имеется в виду фильм 1985 г. «Зимняя вишня», в котором героиня носила необычную по тем временам, экстремально короткую стрижку.)