мировой революции […] мы отвечаем: да, и теоретически это возможно, и доказано Лениным, а практически это выполнимо в той мере, в какой [мы] будем правильно видеть все трудности и будем правильно направлять огонь по той цели, которая действительно является опасной»[572]. Дополнение содержалось в выступлении Каменева в прениях по докладу ЦК РКП(б): «При затяжке мировой революции, при стабилизационных настроениях извне и внутри, при богатеющей – очень слабо еще, к сожалению, только начинающей богатеть – стране, при том мелкобуржуазном окружении, в котором живет рабочий класс, растут неизбежно элементы приукрашивания нэпа. Именно эта тенденция действительно растет из всей обстановки, из всего соотношения сил»[573]. Притом, что ранее в Политбюро Каменев решительно раскритиковал сталинскую идею о возможности построить социализм в СССР «без помощи западноевропейского пролетариата»[574].

Г.Е. Зиновьев в заключительном слове к содокладу мастерски ввернул цитату из работы И.В. Сталина 1924 г. «О Ленине и ленинизме»: «Для окончательной победы социализма, для организации социалистического производства усилий одной страны, особенно такой крестьянской страны, как Россия, уже недостаточно: для этого необходимы усилия пролетариев нескольких передовых стран. Поэтому развитие и поддержка революции в других странах является существенной задачей победившей революции. Поэтому революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата в других странах»[575]. Естественно, Зиновьев полностью солидаризовался с этим сталинским тезисом полуторалетней «давности».

Что интересно: среди участвовавших в дискуссии о темпах социалистического строительства не оказалось «двух виднейших» советских «хозяйственников» – Л.Б. Красина и И.Т. Смилги. Молчание первого объяснимо: он постоянно болел и органически не переносил Г.Е. Зиновьева. Второй, будучи человеком с активной гражданской позицией, мог не участвовать только потому, что, как это ни парадоксально, дискуссии этой он не придавал никакого значения. Так или иначе, руководящее ядро сталинской (назовем вещи своими именами) партии в благодарность восстановило обоих в статусе членов ЦК. Соответствующее предложение В.М. Молотов провел на Сеньорен-конвенте XIV съезда[576], а потом составленные проекты списков были успешно проведены на демократических «выборах». Впрочем, И.В. Сталин переоценил лояльность И.Т. Смилги, который не удержался от соблазна стать тем камнем, на котором будет создана обреченная на провал Объединенная оппозиция.

В резолюции по отчету ЦК РКП(б), естественно, было предписано «вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование, чтобы таким образом СССР в обстановке капиталистического окружения отнюдь не мог превратиться в экономический придаток капиталистического мирового хозяйства, а представлял бы из себя самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически и способную, благодаря своему экономическому росту, служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний»[577]. Разделавшись по факту с Г.Е. Зиновьевым и его мировой революцией, И.В. Сталин начал подготовку для проведения предложений своего любимого врага Л.Д. Троцкого, торжественно «подкорректированных» (чтобы не сказать – проваленных) словесами о «смычке» в 1923 г.

В.М. Молотов от лица большинства ЦК РКП(б) обвинил Новую оппозицию в «раздувании» кулацкой опасности, за «паникой» по поводу которой скрывалось «неверие» Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева «в дело социалистического строительства в нашей крестьянской стране»[578]. В резолюции съезда зафиксировали, что «в настоящих условиях […] второй уклон грозит возвратом к политике раскулачивания, срывом нынешней линии партии в деревне, линии, уже обеспечившей серьезные политические успехи, срывом смычки между пролетариатом и крестьянством и, стало быть, срывом всей нашей строительной работы»[579].

По свидетельству А.И. Рыкова, перед самым съездом большинство ЦК РКП(б) обсуждало с Г.Е. Зиновьевым вопрос о том, что сделать во избежание «лихорадки в партии и в стране». Ленинградский диктатор выразил готовность «сесть за общий стол и единогласно составить проект резолюции по докладу Центрального Комитета», принять и признать «все тезисы т. Сталина», но уточнил: он и его сторонники не могут «сделать одного – допустить, чтобы произошли изменения в руководстве Ленинградской организацией», в частности в ее печатном органе – «Ленинградской правде»[580]. Естественно, руководящее ядро РКП(б) такое предложение не устроило[581].

Уже 20 декабря на четвертом заседании сталинец Е.М. Ярославский в развитие идеи будущего деятеля Правой оппозиции, а пока пламенного сторонника «генеральной линии партии» Н.А. Угланова о необходимости «положить конец разделению партии на отдельные сферы влияния» вождей предложил снять Г.Е. Зиновьева с поста председателя Ленинградского совета, с тем чтобы он мог сосредоточиться на руководящей работе в Коминтерне: «Тов. Зиновьев – председатель Исполкома Коминтерна. Больше этого руководства, больше этого [поста] для члена партии трудно придумать. Пусть он в эту область всю свою колоссальную энергию, все свои агитаторские, пропагандистские, организационные силы и таланты вложит. Мы увидим только усиление работы Коминтерна. А в Ленинградской организации не будет его личного влияния, которое мешает иногда выявиться общественному мнению членов партии»[582]. Все делегаты прекрасно понимали: с учетом ставки большинства ЦК на построение социализма в одной стране председатель Исполкома Коминтерна, отстаивавший продолжение курса на мировую революцию, – политический труп, а самый Коминтерн перестает играть ту роль, которую он играл в начале двадцатых годов.

21 декабря от имени Новой оппозиции Л.Б. Каменев впервые публично заявил то, что ранее говорил только представителям руководящего ядра РКП(б) и лично И.В. Сталину как генсеку: «Мы против того, чтобы создавать теорию “вождя”, мы против того, чтобы делать [одного] “вождя”. Мы против того, чтобы Секретариат, фактически объединяя и политику, и организацию, стоял над политическим органом. Мы за то, чтобы внутри наша верхушка была организована таким образом, чтобы было действительно полновластное Политбюро, объединяющее всех политиков нашей партии, и вместе с тем, чтобы был подчиненный ему и технически выполняющий его постановления Секретариат»[583]. Под возмущенный шум подавляющего большинства делегатов Л.Б. Каменев мужественно продолжил: «…вредно для партии, если будет продолжаться такое положение, когда Секретариат объединяет и политику, и организацию и [тем самым] фактически предрешает политику»[584]. Это предложение Каменев сделал от лица всех руководителей Новой оппозиции: 23 декабря Г.Е. Зиновьев в заключительном слове по содокладу более взвешенно предложил съезду то же самое: «Мы должны поручить ЦК партии на первом его заседании обсудить точно вопрос о размежевании функций Политбюро, Оргбюро и Секретариата под углом зрения полновластного Политбюро и служебного, подчиненного ему, Секретариата»[585]. ЦК предложение Зиновьева принять не мог. И было невозможно провести в 1925 году то, что не удалось в 1923‐м.

Л.Б. Каменев был, как всегда, последовательнее ближайшего товарища по высшему руководству РКП(б): в своем выступлении 21 декабря 1925 г. он от своего имени добавил, что не рассматривает И.В. Сталина в роли «объединителя большевистского штаба»[586]. Тут, правда, следует заметить, что в дипломатии, когда посол говорит что-либо от своего имени, это означает, что он вещает от лица своего государства, но последнее не гарантирует цельность позиции. В буре негодования по поводу конкретного организационного вывода, предложенного когда-то