приняло предложение И.В. Сталина и В.М. Молотова «О работе Залуцкого», постановило, с учетом большого опыта военно-организаторской деятельности Петра Антоновича, накопленного в годы Гражданской войны, вызвать его в Москву и назначить «членом Реввоенсовета Отдельной Кавказской армии»[502]. Указанный революционный военный совет дислоцировался, что характерно, отнюдь не в столице СССР. Речь шла о партийной ссылке.

По вполне справедливому замечанию Г.Е. Зиновьева, сделанному на XIV съезде РКП(б) – ВКП(б) 1925 г., в рамках кадрового «укрепления» Северной столицы Секретариат ЦК РКП(б) целенаправленно дискредитировал ленинградское большевистское руководство: «Уже с год Ленинградская организация живет в атмосфере слухов, угроз снимания, в атмосфере сплетен […] в полуосадном положении […]. Каждый поезд, который приезжал из Москвы и привозил работников по хозяйственной […] и по другим линиям государственного аппарата […] привозил слухи, сплетни, россказни, что такого-то снимут, будет так-то, вам не дадут строить промышленность, будут уменьшать ее, вы чванитесь и т. д.», причем поток сплетен особенно усилился после «избрания» первым секретарем Московского губернского комитета РКП(б) Н.А. Угланова[503]. Безбожник Г.Е. Зиновьев даже припомнил библейский «лозунг “Распни!”»[504], хотя председателя Исполкома Коминтерна невозможно сравнить с Иисусом Христом при самом хорошем к нему отношении.

Во многом виноват был сам Г.Е. Зиновьев, который даже не пытался воспользоваться своим введением в 1923 г. в Оргбюро для попытки нейтрализации подрывной деятельности сталинского Секретариата. Используя Оргбюро, которое из «узкого состава» ЦК эволюционировало в бюрократическую ширму Секретариата, И.В. Сталину удалось сделать губернские комитеты РКП(б) абсолютно подконтрольными. Несогласные с «генеральной линией» подлежали беспощадной фильтрации. В рамках проведения «планового начала»[505] Оргбюро заслушало в 1925 г. 18 докладов секретарей губернских комитетов, которые стенографировались вместе с прениями и рассылались «для сведения местным партийным организациям»[506]. Вопрос: зачем понадобилось стенографировать и рассылать? – Ответ очевиден – для запугивания местных руководителей. Такого-то сняли, и вас снимут, если не будете лояльны. Кроме того, в мае 1925 г. Организационно-распределительный отдел ЦК РКП(б) созвал совещание заведующих организационными отделами губернских, краевых и районных комитетов РКП(б). Это совещание, наряду с другими, менее масштабными, совещаниями, организованными отделами Секретариата ЦК РКП(б) – агитационным, печати, работы среди женщин – тщательно проработало поставленные центром перед местными партийными организациями вопросы и тем самым «теснейшим образом»[507] связало отделы ЦК с соответствующими отделами местных комитетов РКП(б). По авторитетному разъяснению В.М. Молотова (19 декабря 1925 г.), «задача партийного комитета на месте» могла «быть только одна: правильно подойти к […] решениям центральных органов, провести их в жизнь и объяснить их действительное значение массам»[508].

Снятие Залуцкого с руководящих постов в Ленинградской организации РКП(б) было прологом к аппаратному поражению Зиновьева и его сторонников.

Глава 6

«Раскольнической политикой руководят Григорий, Саркис и Сафаров». XXII ленинградская губернская конференция РКП(б)

29 ноября 1925 г. Е.М. Ярославский передал через начальника Политуправления Ленинградского военного округа О.А. Саакова в Москву И.В. Сталину и в копии В.В. Куйбышеву сообщение: «есть опасение», что предстоящая XXII Ленинградская губернская конференция РКП(б) «выльется в демонстрацию против ЦК: 1) в форме выбора т. Залуцкого в президиум конференции; 2) выборы его в делегацию на съезд партии, а значит и в бюро делегации и в сеньорен-конвент съезда. Завтра в понедельник в 15 часов бюро губкома и вслед за этим пленум губкома. Прошу директив. Мое мнение: оглашение документов [о снятии Залуцкого] на пленуме губкома и, судя по составу конференции и по предварительной фракционной обработке, не изменит результатов голосования пленума и губконференции. Целесообразно ли мне говорить с Зиновьевым, настаивая, чтобы он категорически потребовал от пленума губкома и бюро конференции прекращения всяких демонстраций с кандидатурой Залуцкого? Если [бы] Зиновьев этого потребовал в категорической форме, можно было бы быть спокойным, что демонстрации не будет, а с другой стороны, это возлагало бы известную ответственность за демонстрацию на Зиновьева»[509].

Что характерно, «гениальный дозировщик» отнюдь не пожелал, как ему это предложил видный цекакист, затушить пламя в зародыше. И.В. Сталин сообщил Е.М. Ярославскому «по поручению членов Политбюро»: «1. Членами Политбюро в присутствии и при согласии ленинградских членов ЦК РКП тт. Зиновьева, Евдокимова и других в свое время было решено снять т. Залуцкого с поста секретаря ЛК за его резко-антипартийное поведение и за клеветнические обвинения ЦК партии в оппортунизме и термидорианстве. Исходя из этого членами Политбюро также было решено впоследствии считать т. Залуцкого отозванным из Ленинграда и предложить Ленинградской организации не проводить его в губком. Об этом решении, известном Бюро ЛК, мы можем только напомнить, не сомневаясь (ой ли? – С.В.), что решение будет проведено. 2. Что касается выдвижения т. Залуцкого в качестве делегата на съезд, то этот вопрос не обсуждался, да и не подлежит обсуждению в Москве, так как любая организация партии имеет право включать в свою делегацию любого члена партии без санкции ЦК, ибо съезд, куда выбираются делегации, не есть губком, а является высшей инстанцией партии, выбирающей и смещающей самый ЦК. Просим в случае необходимости огласить этот ответ на пленуме конференции»[510].

3 декабря Г.Е. Зиновьев на XXII Ленинградской губернской конференции РКП(б) был вынужден отвечать на целый ряд вопросов в прениях. Все эти вопросы в той или иной степени затрагивали наметившийся конфликт между большинством ЦК, с одной стороны, и Зиновьевым и его сторонниками в ЦК – с другой. Самого ленинградского вождя, по его заявлению, «несколько удивило», что практически никто не реагировал на ту часть отчета о работе ЦК, в которой Зиновьев ставил вопрос о необходимости дальнейшего развертывания внутрипартийной демократии. Именно к этому вопросу, по мнению Григория Евсеевича, следовало привлечь внимание на съезде – «сама партия» якобы «должна» этот вопрос «поставить». Естественно, тут же следовала ритуальная ссылка на покойного вождя мировой революции[511]. Да и относительно опасности кулацкого уклона в партии Зиновьев высказался отнюдь не двусмысленно, заявив о необходимости «призвать к порядку товарищей, потерявших компас, потерявших классовую ориентировку в таком коренном вопросе, как крестьянский»[512]. Вроде бы выпад был сделан в адрес малозначительного большевика Богушевского, а вроде бы и совсем в другой адрес…

В тот же день между Е.М. Ярославским (Ленинград) и И.В. Сталиным (Москва) состоялся следующий заочный диалог:

«– Из состава губкома хотят исключить Москвина и Саакова, – информировал генсека Ярославский. На этом он (Зиновьев. – С.В.) думает дать бой.

– Хорошо, – ответил Сталин. – Пусть мотивирует, что их отводят за поддер[жку] линии ЦК»[513].

Помимо этого генсек направил в Ленинград «Евдокимову, Комарову, Швернику» и в копии Ярославскому следующее послание: «Узнал, что ЛК думает отвести кандидатуру т. Москвина в губком. Верно ли это, чем это объяснить, неужели вы хотите наказать человека за то, что он честно стоял за дружную работу с ЦК партии?»[514]

Поскольку огласки избежать не удалось, зиновьевцы пошли на попятный. Г.Е. Евдокимов ответил И.В. Сталину: «Сообщаю, что список нового состава губкома на пленуме губкома обсуждался накануне открытия губернской конференции. В этот список входит т. Москвин. На пленуме губкома т. Москвина из списков никто не отводил.