У Карины язык прилип к гортани. А мама продолжала:

– Обновленные, словно первозданные миры. Вам хватает воображения, чтобы это представить? А дальше – жизнь возьмет свое, а мы сможем пронаблюдать полную эволюцию живых и разумных существ.

– Которые станут почитать вас за богов, – смех девочку все же разобрал, – ничего оригинального.

– Об этом мы, откровенно говоря, не думали, – покачала головой Арисса. Она задумчиво закусила губу. О, мрак безлунный, и этот жест Карина взяла от мамы! – Нельзя предусмотреть все. Например, ваше появление здесь. Не в Трилунье вообще, а конкретно на Тающих Островах. Оно, знаете ли, немного застало нас врасплох. Да еще дракон, чтоб ему целиком в глубину провалиться! Впрочем, мы быстренько решили, как с вами быть.

– Вот спасибо, как будто мы без вас не разберемся, как с нами быть, – огрызнулась дочь.

– Да? Позволь напомнить, что ты в Трилунье, где у Евгения на тебя все права, – отпарировала мать, но тут же смягчилась: – К тому же обещаю: не пожалеете. Это же Тающие Острова, как-никак, одно из секретнейших мест этого витка. Здесь становятся символьерами.

Арисса вдруг повела руками – то ли знак сотворила, что ли танцевальное па проделала. Частично, без участия ног то есть. Золотое сияние окутало руки, разрослось и побледнело, на миг заняло собой все невеликое пространство кабинета. На крошечную долю секунды оно уплотнилось, повисло каплями и… опало дождем, испарилось, не достигнув пола.

– Вы, конечно, не ученики-символьеры, клятву подчинения не давали, – с сожалением проговорила Арисса, – поэтому воздействие временное. Пара дней, самое большее – три, и все станет как было.

– Станет как было – что? – обалдело спросил Митька.

– Умение творить знаки, – ответила мама. – Ученикам-символьерам блокируют тот участок памяти, который отвечает за знание форм знаков, – словесные формулы и изображения. Отныне придется заново творить форму знака, полагаясь лишь на цель и волю. Цель и воля. Больше, собственно, в этом мире ничего и никому не требуется. Другое дело, что без добровольного согласия и клятвы подчинения эта мера очень временная. Посмотрим на вас, проверим – насколько временная. Ну же, ну же! – Она захлопала в ладоши. – Попробуйте сотворить какой-нибудь знак, посмотрим, что будет.

– Ну как это? – удивилась Карина. – Я вот помню знаки. Например… белая стрела. – И она взмахнула рукой, чтобы сотворить рисунок ритуального знака, который первым пришел ей в голову. – Ой…

Не было рисунка, соответственно знака тоже не было. Не помогла и словесная формула. Митька даже пробовать не стал, только брови сдвинул. Арисса же наблюдала за Кариниными попытками с искренним интересом.

– Ты словесник или ритуалист, девочка моя?

– Словесник, – буркнула Карина, – у меня получается только несколько самых простых этих ваших… ритуальных знаков. Рисуночков.

– Оно и видно, что словесник, – хмыкнула мама. – Будь ты ритуалистом, тем более универсалом, понимала бы, что главное – не рисуночек. Главное – жест, которым он творится, ритуал.

– Спасибо за полезную информацию. – Карина вздернула верхнюю губу, борясь с желанием проверить, не пострадала ли способность превращаться. – А девочка я не твоя.

– Да что ты? И чья же ты девочка? Папина? Тетушкина? Которой из…

Карина набрала в легкие воздуха, но не успела выпустить его вместе со словами, скорее всего, не слишком печатными. На плечи ей привычно, успокоительно легли Митькины руки.

– А девочка – моя, – резко сказал он.

Не прозвучи эта короткая фраза так уверенно, ее следовало бы назвать «дерзкой». Но дерзость подразумевает разговор, например взрослого с ребенком, и исходит от ребенка. Митька же смотрел на Ариссу как на равную. И в лице Имератрицы промелькнуло вдруг что-то такое, что Карине стало понятно, – он был в своем праве, был в каком-то смысле равным. И Императрица тоже это поняла.

– О, – сказала она чуть растерянно, но тут же снова собралась. – Я даже опровергать эту глупость не стану. Жизнь опровергнет скорее, чем ты думаешь. Значит, так. Пока мы мило шепчемся, Юлли поработал с глубиной пограничного пространства, и теперь дальше гостевого дома и Информаториума вам не пройти. Поэтому – марш в свои комнаты и учитесь творить знаки заново. Без книг и наставников, только цель и воля. Холод и голод вам в помощь в постановке цели. Память о знаках скоро вернется, но хоть о своей наглости подумаете и пожалеете о ней же.

Возвращались они тем же путем, что пришли. Как только дверь, ведущая в «гостиную» перед их спальнями, закрылась, Но-нор выбрался из Митькиного кармана.

– Вот вы попали, – прошипел он довольно сердито. – Ну ничего, три дня это не срок, вернусь, как только они истекут, а пока спрячусь.

– Что? А кто нас едой снабжать будет?

Карина хотела сцапать паучерта, но тот умудрился вывернуться, да еще и лезвиями своими чиркнул, как ножницами, в опасной близости от ее пальца.

– Э, нет. Так рисковать я не подписывался. Мой контракт истек, новый заключать не хочу, а значит, в Информаториуме я незаконно. А поскольку я нашей Императрице доченькой не прихожусь, то сотрут меня в порошок и сверху плюнуть позабудут. Эй, девчонка, руки убери от меня, без знаков твоих я тебя не боюсь. – И кивнул Митьке. – Тебя, громила, тоже. Ну все, пока-покасики, вернусь, когда знаки вспомните и сможете контракт со мной подписать!

И умотал в какую-то щель. Или не щель, черт его, паучерта, разберет.

Митька кивком указал в угол комнаты. Там прямо на полу (по причине аскетичности обстановки – больше было просто негде) стоял поднос. Тот, что пару часов назад притащил Но-нор. И еды там по-прежнему оставалось чуть больше, чем достаточно для обильного ужина. Или завтрака.

– Сегодня не пропадем, – с преувеличенным оптимизмом заявил Митька, – а завтра будет новый день.

– Угу, не составим знаки, так обернемся и поохотимся.

– Точно, серый волк. И – один фиг! – попробуем сбежать.

Возражений у Карины не нашлось.

– Мить, а ты знаешь, который час? – спросила она.

– Угу. – Друг проконсультировался с экраном смартфона. – Половина четвертого.

– Всего-то?

– А что ты удивляешься? Аблярсов устроил нам львиный апокалипсис четко в полночь. С Новым годом, кстати. По тропе мы около получаса э-э-э, ну, будем считать, что шли. Еще через полчаса, самое большее, нас твоя мама сюда привела… Потом Рахасса, феи, все остальное. Спятить можно, а ведь мы позавчера были в Вильнюсе, вчера в Риме и Венеции.

– Вообще в другом мире, – хмыкнула Карина. – Может, поспим тогда? А то у меня ощущение, что я уже с ума сошла и несладко брежу.

Теперь возражений не нашлось у Митьки.

Заснуть Карина не смогла. То ли состоялось-таки знакомство с тем видом бессонницы, которая накатывает от усталости, особенно душевной. То ли усталость не смогла перевесить неудобство и некомфортность ее очередного временного пристанища.