На первом этаже свет горел лишь в нескольких окнах: яркий электрический – в комнате тети Люси, и уютный рыжий, как от свечи, – в библиотеке. Вот только библиотека просматривалась не вся. Роман не увидел никого и ничего интересного. Или, быть может, спорщики закончили разговор. Интересно, пришли к консенсусу или каждый остался при своем? А еще было бы неплохо узнать предмет спора. Что за тайну грозился обнародовать милейший Антон Палыч?

Роман постоял минут пять в раздумьях, подышал свежим ночным воздухом, обошел замок по периметру и уже собирался возвращаться в дом, когда со стороны озера услышал плеск. Словно бы крупная рыба била хвостом по водной глади. Или не рыба хвостом, а человек веслами…

Все-таки человек. Да не просто человек, а сам гениальный продюсер Жан Орда грузил в лодку что-то большое и с виду тяжелое. Если бы не призрачный свет луны, Роман не сразу признал бы знаменитость в этом одетом в камуфляж мужике с решительными, отточенными движениями. Несмотря на второй час ночи, Орда собрался отправиться на прогулку. Захотел насладиться красотами острова в тишине и одиночестве? Вопросов было много, а ответов на них пока ни одного. А лодка тем временем медленно удалялась. Можно было включить мотор, но Орда предпочитал грести, и что-то подсказывало Роману, что причина отнюдь не в нежелании потревожить ревом мотора обитателей замка.

За спиной что-то хрустнуло… Сначала хрустнуло, а потом тихо рыкнуло… И волосы на загривке встали дыбом, а рука сама потянулась к пистолету. Оборачивался Роман очень медленно и пистолет сжимал так крепко, что побелели костяшки пальцев. Ему тоже не хотелось будить обитателей замка выстрелами, но если придется…

…За спиной не было никого. Лишь серая тень метнулась между старых сосен. А может, и не метнулась, может, это ему просто показалось с перепугу. Он ведь испугался. Только дурак бы не испугался перспективы оказаться один на один с диким зверем. Как волки вообще попали на остров? Пришли по змеиному хребту или добрались вплавь? Роман где-то читал, что волки хорошо плавают. Как бы то ни было, а задерживаться снаружи без особой надобности больше не стоит. Один раз повезло, второй может и не повезти.

* * *

Первый не хотел его отпускать, сопротивлялся так долго и так настойчиво, что Второй даже устал от этих препирательств. Первому всегда казалось, что остальные в его отсутствие могут сделать кому-нибудь плохо. Третий, возможно, и даже наверняка! Но он, Второй, всегда был самым умным и самым осторожным из них и к силе прибегал лишь в самом крайнем случае. А сейчас ему требовалась лишь информация. На острове происходило столько всего и сразу, что слабый ум Первого был не в силах за этим уследить, а Третий и вовсе рассматривал слежку лишь как прелюдию к убийству. В конце концов, именно этот аргумент стал решающим в их споре. Первый не хотел никого убивать, ему хватило того, что случилось со стариком-ювелиром. Он винил себя и, наверное, винил Второго, за то, что тот не сумел его удержать. Иногда, вот как сейчас, на чувстве вины можно было сыграть.

Второй медленно обходил замок, двигаться старался так, чтобы даже былинка не шелохнулась. Именно поэтому тот парень его и не заметил. Парень, кстати, тоже вышел на охоту, высматривал, вынюхивал. Ищейка… Роман Елизаров – красивое имя, если не знать, что это всего лишь дымовая завеса. Второй знал. Нет, не осуждал и даже в чем-то понимал, но поделать с собой ничего не мог. Ему только и оставалось, что сцепить зубы – сильно, до скрежета.

А замок, старая несчастная химера Августа Берга, страдал. Его снова населяли упыри, стяжатели и убийцы. Кто-то из них уже убил, кто-то только готовился убить. Но черту, после которой нет возврата, перейдут почти все. Такое уж это место. Замок спал восемнадцать лет, а сейчас снова проснулся, выбрались из окаменевшей скорлупы горгульи, чтобы замок мог видеть их глазами, чтобы мог следить. Он и за Вторым тоже следил, знал его тайну и молчал. До поры до времени. Никогда не предскажешь, когда неизбежность заключит тебя в свои каменные объятья и сожмет с такой силой, что выдавит из тела душу. Второй вообще сомневался, что у него есть душа. У Первого есть, поломанная, израненная, но точно есть. У Третьего нет ничего, кроме ярости и желания убивать. А у него… Если быть до конца с собой честным, Второй не считал себя ни плохим, ни хорошим. Он был разумным компромиссом между Первым и Третьим, этакой золотой серединой. И именно ему предстояло разобраться в том, что же сейчас происходит.

Те девушки, которых нашли на берегу, запросто могли повстречать на своем пути Третьего. Если увидеть Третьего в его истинном обличье, то можно и поседеть, и умереть от страха. Второй видел, знал, как он действует, почти понимал, что он чувствует. Боялся ли? Боялся! Пожалуй, не так сильно, как Первый, но все же достаточно, чтобы свести к минимуму их общение.

Второй посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали, и бинокль ночного видения, зажатый в них, тоже дрожал. Не разбить бы ненароком. Потому что игрушка дорогая, просто так ее в Чернокаменске не купишь, а покидать город никак нельзя. Он однажды попробовал. Думал автостопом добраться до Перми, планировал обернуться за день.

…Третий нашел его на лесной дороге в тот самый момент, когда мужик-дальнобойщик, согласившийся подбросить Второго до Перми, отошел в кусты отлить. Дальнобойщика не было слишком долго, Второй даже успел задремать в тепле кабины. А когда очнулся, стряхнул с себя морок, отправился следом к кустам.

Лучше бы не шел… Не видел того, что пришлось…

Он все понял правильно. Третий умел быть очень убедительным. Обратно в Чернокаменск Второй бежал бегом, не обращая внимания на начавшийся проливной дождь и стертые в кровь ноги. Бежал и радовался, что на его месте не оказался Первый. Первый бы не вынес того, что увидел. Во всяком случае, он так думал до вчерашнего дня, до тех пор, пока не обшарил половину городского парка в поисках потерянного орудия убийства. Сегодня за столом сказали, что это мог быть крюк. Крюк или железный коготь. Второй помнил когти. Видел их когда-то очень давно. Вот только никак не мог понять, наяву видел или во сне…

В душе, которой у Второго, возможно, и не было, поднималась злость на Елизарова и на девчонку, на всех тех людей, что явились на остров незваными гостями, что потревожили летаргический сон каменной химеры и нарушили такое хрупкое, почти хрустальное равновесие. Они нарушили, а страдать им с Первым. За себя Второй не боялся, а вот Первый… Первый мог и не пережить…

А химера подбрасывала ему все новые и новые тайны, нашептывала подслушанные сплетни, позволяла гулять по червоточинам потайных ходов и наблюдать за чужаками. Чужаки ненавидели друг друга так же сильно, как ненавидел их Второй. Их ненавистью и страхами питалась химера, тянула из людей силы, подбрасывала новые страхи, пока не добилась своего. Сегодняшней ночью в замке стало на одного человека меньше и на одного покойника больше. Еще одна жертва. Еще немного черной гнилой крови на каменном жертвеннике Стражевого Камня. Последняя ли кровь – вот в чем вопрос!

Знал ли об убийстве Елизаров? Химера не стала бы делиться с ним своими секретами и игрушками. Или все-таки стала? Ведь не просто так он вышел на улицу, не просто так крадется, сначала вжимаясь в каменные стены, а потом прячась за вековыми соснами. Елизаров тоже охотник, он охотится за тайнами и даже не догадывается, что в этот самый момент здоровенный волчище, припадая к земле, цепляя репья на косматое седое брюхо, охотится за ним самим. Будет ли Второму жалко, когда мощные волчьи челюсти перекусят слабую человеческую шею? Он не знал. Он просто наблюдал. Эти люди правы, остров – такое особенное темное место, где каждый сам за себя. Второй тоже был сам за себя. Ну, еще за Первого, а до остальных ему нет никакого дела. Даже до девчонки, хоть она и нравится Первому. Быть может, именно поэтому девчонке стоило бы умереть.