– Ватанабе!

Бетонный пол и обклеенные афишами стены куда-то исчезли. Бездна раскрылась передо мной, а посередине стояла Мэри. С лукавой улыбкой она двинулась ко мне.

– Привет, Ватанабе! Что ты здесь делаешь?

Я защищаю тебя, я оберегаю тебя и веду к освобождению…

– Что-то случилось?

Ее улыбка погасла.

Я надвинул козырек бейсболки, чтобы скрыться от яростного белого пламени унижения. Я хотел ответить, что ничего не случилось, пусть прибережет сочувствие для остального человечества, но слова не желали выговариваться.

Дверной звонок прозвенел в пятнадцать минут одиннадцатого. Госпожа Танака, больше некому, подумал я. После того как старушка застукала меня на рассвете после прогулки по бамбуковым зарослям, я попал под пристальное наблюдение. Вечером она приносила мне мясо и овощное рагу, словно рациональное питание могло как-то смягчить ненормальность моего поведения. Я говорил ей, что вполне способен сам о себе позаботиться, но она только смеялась: мол, питаясь рисом, словно дамочка, помешанная на диетах, я никогда не наращу мяса на костях.

Я открыл дверь, ожидая увидеть соседку с дымящимся блюдом в громадных красных рукавицах. Однако у порога стоял мужчина моих лет довольно необычной наружности. Поеденный молью вельветовый пиджак давил под мышками, а лысина сияла в лучах солнца, словно перед выходом из дома он долго втирал в макушку глицериновую мазь. (Хотя кто бы говорил – моя лысина сияет не меньше!) Гигантские усы незнакомца я поначалу принял за приклеенные.

– Чем могу помочь? – поинтересовался я.

Незнакомец выглядел таким жалким и потрепанным, что я заподозрил в нем мойщика окон или кого-нибудь в этом роде.

– Господин Сато? – спросил он. – Мы разговаривали по телефону вечером в четверг. Ониси, руководитель музыкального отделения школы Цуита. Я пришел забрать виолончель, которую вы так щедро дарите нашей школе. От имени преподавателей и студентов школы Цуита я выражаю вам благодарность господин Сато.

Господин Ониси просиял и дважды быстро склонился в поклоне.

Я вспомнил, что мы договаривались встретиться в субботу в десять утра. Как я мог забыть?… Я поклонился, проклиная свою короткую память.

– Благодаря вам, господин Сато, мы сможем давать уроки виолончели самым одаренным ученикам. В знак благодарности мы хотели бы пригласить вас, господин Сато, на концерт брасс-квинтета школы Цуита в следующий четверг.

Господин Ониси еще раз склонился в пояс и замер, ожидая от меня какого-нибудь вербального подтверждения. Вежливость требовала пригласить учителя музыки на чашку жасминового чая перед тем, как отдать ему виолончель. Однако я чувствовал себя не в своей тарелке. Липкий пот катился по спине под рубашкой и шерстяной кофтой, я не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

Улыбка, обнажавшая кривые зубы учителя музыки, начала гаснуть.

– Мне не хотелось причинять вам неудобства, – начал он. – Я мог бы прийти в другое время…

Когда он говорил, моржовые усы забавно шевелились. Так как я никогда в жизни не отращивал таких громадных усов, то невольно заинтересовался, не мешают ли они учителю Ониси при еде. Скорее все пользуется специальной щеточкой для вычесывания крошек. Господин Ониси неловко переступил с ноги на ногу. Честно сказать, я и сам не понял, почему сказал то, что сказал. Даже через несколько часов столь грубый и неучтивый поступок вызывал краску стыда на моих щеках.

Я прочистил горло.

– Господин Ониси, – начал я, – мне очень неловко, но я уже отдал виолончель. Память в последнее время подводит меня, и я… я просто забыл о вас. Прошу прощения зато, что потратил ваше драгоценное время.

Простота и убедительность собственного вранья потрясла меня. Откуда эта уверенность в себе? Что за извращенность мозга – нет, непременно нужно задавить в себе эту склонность!

Господин Ониси, однако, остался на высоте.

– Э-э… не беспокойтесь, – протянул он. – Все мы иногда ошибаемся. Надеюсь, вы отдали виолончель в хорошие руки.

Он взглянул на часы и заявил, что должен идти на занятия брасс-квинтета. Затем сказал, что, несмотря ни на что, я приглашен на концерт, который состоится в ближайший четверг, и что имя мое внесено в список почетных гостей. Господин Ониси попрощался и отправился в школу. Несмотря на неряшливый пиджак и растрепанные усы, поведение господина Ониси не шло ни в какое сравнение с моим безобразным поступком.

Я вернулся в пустую комнату и постоял перед виолончелью. На корпусе и витых колках накопилась пыль, поэтому я вынул носовой платок и стер ее. Все мы виновны в добрых поступках, которых не совершили. А я виновен вдвойне, я просто взял да и оттолкнул возможность совершить добрый поступок. Что заставило меня солгать? Моя ложь лишила школьников возможности научиться играть на виолончели. Однако более всего меня расстраивала мысль о том, что ты была бы недовольна мною. Твоим самым сокровенным чаянием всегда было дарить музыку людям.

Обещаю, я отнесу виолончель в школу на следующей же неделе, сразу, как представится возможность. Отдам вахтеру вместе с запиской для господина Ониси. Я не имею права оставлять ее в этой пустующей комнате.

Вот уже три недели у нас в бюджетном отделе катастрофически не хватало работников. Кипы бумаг заваливали нас, словно снежная буря полярных исследователей. Мацуяма-сан утверждал, что его корзинка для входящих документов заколдована: как только он решит, что подчистил ее, корзинка волшебным образом наполняется снова. Его слова развеселили всех в офисе. Однако шутки в сторону, продолжающее отсутствие Такахары-сан беспокоило нас, и я решил зайти к Мураками-сан, чтобы определиться с дальнейшими действиями.

Мураками-сан предложил мне присесть и по интеркому велел секретарше принести кофе. Мураками-сан восседал в кресле из красного дерева. Стояло ясное утро, и за его широкими плечами солнечные лучи рикошетом отражались от металлических поверхностей небоскребов.

Я выражал свое беспокойство, а Мураками-сан в глубокой задумчивости слушал: он прикрыл глаза и ушел в себя, обхватив рукой подбородок. Через пару секунд после окончания моей речи его глаза снова блеснули.

– Такахаре-сан повезло, что его коллеги так заботливы, Сато-сан, – произнес он. – Мы не должны также исключать возможность того, что Такахара-сан бежал, прихватив с собой деньги фирмы. Работа у него нелегкая, а Гавайи предлагают бездну развлечений для одинокого бизнесмена…

Мураками-сан улыбнулся сам себе, словно припомнив что-то личное.

– …однако прежде чем заявлять, что он исчез, мы должны подождать хотя бы неделю. Уверен, скоро он с нами свяжется. Хотя, должен заметить, перспективы его дальнейшей работы в «Дайва трейдинг» представляются мне весьма туманными.