Вот это да! Ты можешь поверить, что такой высокопоставленный руководитель отнесся к исчезновению работника столь легкомысленно? Мураками-сан поднес чашку с дымящимся кофе ко рту и улыбнулся. Глаза его – влажные и красноватые – явно нуждались в глазной мази. Не обращая внимания на то, что свежесваренный кофе был обжигающе горяч, Мураками-сан сделал большой глоток. Когда он поставил чашку на поднос, я заметил, что она наполовину опустела.

– Со всем уважением к вам должен заметить, что, хотя я знал Такахару-сан всего восемь месяцев, он всегда производил на меня впечатление прямого и открытого человека. Он не станет бросать работу, не сказав никому ни слова, – проговорил я. – Мы в бюджетном отделе не сможем спать спокойно, пока не узнаем, что он жив и здоров.

Мураками-сан откинулся на кожаную спинку кресла.

– Вы меня убедили, господин Сато, сегодня после обеда я лично извещу полицию. Возможно, они свяжутся с коллегами в Гонолулу… а тем временем я подыщу ему замену.

– Спасибо, – ответил я, довольный, что мне удалось убедить его.

– А сейчас, к сожалению, я должен готовиться к послеобеденному совещанию.

Я поклонился и принес извинения за причиненное беспокойство. Улыбающийся Мураками-сан проводил меня до двери.

Вернувшись в офис, я объявил, что Мураками-сан обещал найти замену для Такахары-сан. Новость вызвала всеобщий вздох облегчения, а практикант Таро от избытка чувств исполнил победный танец банзай. Я так и не понял, чему он так обрадовался. Пока все вокруг носились по офису сломя голову, Таро продолжал бездельничать. Запах, который сегодня исходил от нашего практиканта, заставил бы тебя держаться от него шагов за двадцать. Похоже, ночь Таро провел, плескаясь в бочке с виски, после чего заснул в огромной пепельнице. Чтобы сохранить в офисе рабочую атмосферу, я тайком одолжил мальчишке чистую рубашку и полотенце из моего шкафчика и отправил его в ванную, наказав не возвращаться до тех пор, пока он хорошенько не отмоется карболовым мылом. Во второй половине дня мы ожидали посетителя с завода «Мицубиси», поэтому я не хотел, чтобы в офисе пахло, как в пивной.

Таро никак не мог приступить к исполнению своих ежедневных обязанностей. Я слушал, как он рассказывает госпоже Хатте о том, что прошлый вечер провел в компании с Мураками-сан. Похоже, Мураками-сан решил найти нового протеже, чтобы наставлять его в науке кутежей до утра. Хотя кто-кто, а Мураками-сан должен бы понимать, что в такое напряженное время мы нуждаемся в каждом сотруднике, поэтому совсем негоже спаивать практиканта.

Хотя моя работа была далека от завершения, я покинул офис в восемь часов. Подобную халатность мне пришлось допустить по просьбе доктора Икеды. В последний раз, когда я пришел на прием, он велел мне не задерживаться на работе позже восьми. Когда я попытался рассказать доктору Икеде о критическом положении, сложившемся в «Дайва трейдинг», он резко прервал меня и заявил, что для того, чтобы преодолеть болезненное пристрастие к работе, мне необходимо пересмотреть мои жизненные ценности.

Это рассердило меня.

– Болезненное пристрастие – совершенно недопустимое определение, – заявил я ему.

Какое право он имеет приравнивать меня к алкоголикам и гнусным наркоманам, которые шатаются по задворкам квартала развлечений? Однако доктор Икеда невежественно полагал, что рабочий день не должен превышать десяти часов.

Возможно, доктор хотел скрыть профессиональное недовольство. После двух сеансов гипнотерапии ему так удалось пробить мою оборону. Доктор заявил, что у самый устойчивый к гипнозу мозг из всех, с которыми ему доводилось работать. Хотя в словах его звучала обида, я уловил и оттенок удивления. Когда я подумал о тысячах пациентов, которые прошли через его старомодную, заставленную книгами приемную, то счел себя польщенным.

Той ночью в бамбуковых зарослях я решил, что мне необходима помощь врача. Теперь я терялся в догадках: что в состоянии помочь человеку с потрясающей устойчивостью мозга, которую не удалось пробить даже профессионалу?

Четыре часа утра, вслед за бессонной ночью начинался еще один странный день. Я сидел за столом уже несколько часов подряд, набираясь мужества перед разговором с тобой. Глаза напряженно вглядывались в тени, которые мое воображение заставляло пускаться в пляс на стенах кухни. Мозг устал перемалывать случившееся, подыскивать ее словам тысячу невероятных объяснений.

Мне оставалось только выложить тебе все без утайки – решай сама.

Верный своему слову, Мураками-сан прислал замену Такахаре-сан. Госпожа Ямамото прибыла ровно в восемь. У нее была мальчишеская стрижка и веселый смех. Девушка взялась за работу с энергией и упорством. В кои-то веки я одобрил выбор Мураками-сан. Госпожа Ямамото стала маслом, влитым в проржавевший механизм финансового департамента. У нее обнаружился серьезный и толковый подход к работе, впрочем, некоторая легкомысленность тоже присутствовала. С собой она принесла две бадминтонные ракетки и в обеденный перерыв пригласила Таро поиграть в парке. Я поедал лапшу и наблюдал, как они смеются и перекидывают друг другу волан.

Таро пыхтел, будто паровоз. Похоже, госпожа Ямамото брала над ним верх.

После ленча Мураками-сан зашел, чтобы посмотреть на работу госпожи Ямамото и проинформировать меня, что сообщил полиции об исчезновении Такахары-сан.

Все что нам оставалось, это сидеть и ждать известий.

В работе наметилось некоторое продвижение, и я не стал возражать, когда после пяти коллеги засобирались домой. Первым ушел Таро; он давно уже маялся у двери, словно пес, которого целый день не выпускали погулять. Затем домой отправился Мацуяма-сан, заявивший, что ему нужно присмотреть за детьми, потому что сегодня вечером его жена занимается на курсах по гончарному делу. Госпожа Хатта убежала в шесть, щебеча с подружкой по сотовому телефону, а наша новенькая, госпожа Ямамото, ушла еще через полтора часа, захватив с собой охапку документов с намерением поработать дома. Какая сознательность! Я уже размечтался, что, когда вернется Такахара-сан, госпожу Ямамото оставят на месте Таро.

В восемь здание «Дайва трейдинг» опустело. Звуки шагов и прощальные слова слышались все реже. И вот наконец все стихло. Даже уборщики прислонили швабры к стене и отправились по домам. Вскоре я остался в почти полной тишине – гудел только главный компьютер компании.

Я воспользовался тишиной и покоем, чтобы погрузиться в счета. Около семи я ощутил голод и решил спуститься к автоматам со сладостями, но затем работа так увлекла меня, что я поленился встать из-за письменного стола. Поработав еще немного, я понял, что близок к тому, чтобы нарушить наш компромиссный договор с доктором Икеда. Я даже ощутил себя бунтарем! Кроме того, я чувствовал особенное удовлетворение оттого, что во всем здании светилось только мое окно.

Я сидел, низко склонившись над счетами, когда услыхал кашель. Кашель показался мне резким и намеренным. Судя по тембру, кашляла женщина, причем она явно хотела привлечь мое внимание. Я не слышал ее шагов, поэтому вздрогнул и посмотрел на дверь.