– Мне очень жаль, но Марико сегодня нет… Позвоните завтра вечером, и мы скажем, когда она работает, чтобы вам не приходить.

– А почему бы вам не остаться? – пропищала блондинка, расправив плечи. – К вашим услугам три такие эффектные дамы!

От страха я придушенно хихикнул.

– Ха-ха-ха… я должен идти домой, благодарю вас, вы так…

Я поклонился, извинился и чуть не упал, споткнувшись о горшок с папоротником.

Серые небеса разразились грозой. Вода грохотала по водостокам, лужи отражали свет витрин. От станции я мрачно ступал прямо по воде, и вскоре носки начали хлюпать при каждом шаге. Когда я осознал, что делаю, то устыдился – веду себя, как малолетний ребенок!

Повернув на нашу улицу, я услышал, как один от отпрысков Окамуры пытается наигрывать на пианино старинную мелодию «Зеленые рукава». Ребенок не попадал в ритм и часто фальшивил. Иногда наступала пауза – наверное, он переворачивал ноты. Видимо, я становлюсь старым и сентиментальным стариком, но музыка показалась мне странно волнующей. У них там чертова уйма детишек, никак не могу запомнить их имена.

Когда я открывал калитку, в глаза бросился свет в спальне госпожи Танаки. Занавески были отдернуты, и я заметил, как хозяйка расхаживает по комнате взад и вперед в ярко-синем халате. Когда госпожа Танака увидела меня, она подскочила к окну и задернула занавески. Я удивился ее проворству. Ты же знаешь, обычно с семи часов старушка сидит с вязанием перед телевизором и вместе с господином Танакой смотрит любимые передачи. Я махнул ей рукой, но госпожа Танака не ответила на приветствие. Вместо этого она внимательно наблюдала, как я отпираю калитку.

Я заметил его сразу же – темный холмик прямо на пороге. «Что бы это могло быть?» – подумал я, косясь в темноту. Со стороны это напоминало мешок с мусором или тюк тряпья. Я вспомнил, что на прошлой неделе кто-то бросил ржавую детскую коляску прямо перед домом господина Уэ. Наверное, теперь ту же шутку решили сыграть со мной. Я осторожно приблизился и остановился. Холмик пошевелился, выпростав что-то длинное и белое. Нога. Тут же все встало на свои места: передо мной лежал человек. Девушка в юбке свернулась в тугой комок прямо на мокром бетонном склоне.

– Марико? – спросил я. – Марико?

Я всмотрелся в лежащую девушку. Затем, игнорируя сердитый шелест занавесок, низко склонился над ней.

Субботним утром накофеиненная и орошенная дезодорантами рабочая сила устремилась вперед. Меня перегоняли женщины с накрашенными губами в деловых костюмах, капельки пота блестели на напудренных носах. Чисто выбритые мужчины неслись вперед, словно лососи на нерест. Я медленно ковыляла в толпе – отверженная пария во вчерашней одежде с волосами, пропахшими сангрией и желудочным соком. И уже в пятнадцатый раз теряла сандалию.

У сандалии оторвался ремешок, и через каждые несколько шагов она слетала с ноги. Я ловила сандалию, лавируя между костюмами и портфелями и бормоча извинения. Когда я наклонялась, кто-нибудь обязательно пихал меня сзади, и я падала вперед, опираясь на пальцы рук и хмурясь сквозь клочья растрепанных волос. У каждого второго был сезонный билет, а до отправления поезда оставались считанные секунды. Они не собирались останавливаться, тем более ради какой-то иностранки с размазанной тушью, которая потеряла сандалию. Я продолжала свой путь, зажав несчастную сандалию в руке.

Рядом с метро стоял бетонный ангар автобусной остановки. С похмелья мне понадобилось некоторое время, чтобы найти место, где меня не толкали бы школьники, которые сражались ракетками для бадминтона. Я встала рядом со сгорбленной старушкой в дождевике, катавшей туда-сюда тележку с экономичной упаковкой туалетной бумаги, словно детскую коляску. На лице неприветливого пожилого служащего в хирургической маске было написано: «Только троньте меня – и вам конец». Мне хотелось выкинуть сандалию в мусорное ведро, но я продолжала прижимать ее к груди. С одной сандалией на ноге и другой в руке я выглядела как девушка, у которой случилась мелкая дорожная неприятность, а выкинь я сандалию, и окружающие решат, что я сбежала из сумасшедшего дома.

Перед остановкой тормозили автобусы, чтобы затем отправиться по маршрутам. Номер сто пятьдесят седьмой остановился, выпустив тошнотворную струю бензинового запаха. Открылась задняя дверь, и тут же образовалась порядочная очередь. Когда подошло мое время, автобус был уже полон, пассажиры повисли на петлях, свисавших с потолка. Я кое-как втиснулась внутрь. В этих автобусах платить нужно в конце поездки. Так или иначе, мне пришлось бы признаться, что у меня нет денег, но я так боялась транспортной полиции, что ноги сами понесли меня к водителю.

– Доброе утро, – сказала я.

Водитель за пластмассовой перегородкой моргнул.

– Прошу прощения, – начала я на вежливом японском, которому меня учили в университете, – видите ли, мой кошелек украли. Не разрешите мне проехать несколько остановок бесплатно?

Мой монолог заинтересовал двух пенсионеров.

– У этой иностранки украли кошелек, – заметил один другому.

– А она неплохо говорит по-японски.

Водитель снова моргнул.

– Бесплатно? – переспросил он. – Э-э… дайте подумать, нет, простите, нам запрещено провозить пассажиров бесплатно. Почему бы вам не обратиться в полицию?

Чисто выбритый, совсем мальчишка, к тому же страдающий нервным тиком. Нашел время проявлять щепетильность!

– Ах, что вы, мне не хотелось бы беспокоить полицию. – Я попыталась пустить в ход все свое обаяние. – Мне просто нужно проехать пару остановок. Спасибо. Извините за беспокойство.

Пассажиры сзади вытягивали шеи, чтобы посмотреть, что случилось. Водитель затравленно улыбнулся. Позволить мне проехать бесплатно – это противоречило клятве, которую он давал в академии водителей автобусов!

– М-м… нет, не могу, – снова сказал он. – Нам не разрешено провозить пассажиров бесплатно.

– Ну всего пару остановок…

Я поняла, что просить бесполезно. Только доберусь до Юдзи – я выбью из него все дерьмо, только перед этим смою с волос блевотину.

– Простите, – еще раз повторила я.

Дверь с шипением открылась. Прекрасно. Пусть это будет на твоей совести, подумала я и ступила на тротуар.

На выщербленной стене остановки висела карта города. Я проследила маршрут до дома Юдзи и поняла, что пешком буду добираться целый час. Тогда я решила выйти к автостраде и добраться до американской закусочной, чтобы слегка почистить перышки в туалете. Отвернувшись от карты, я обнаружила, что ко мне ковыляет все та же старушка в макинтоше с тележкой. У нее была сгорбленная спина и седые волосы. Хрупкая клетка для остеопороза. Здесь много женщин с изуродованными позвоночниками. Юдзи говорил, что эти старушки в молодости десятилетиями горбатились на рисовых полях. Старушка остановилась в нескольких дюймах от меня.