сорвётся, начнёт пить, а то и того хуже, встанет под флаг криминала. Нет. Выбрал путь, который предугадать не мог никто. Один из сослуживцев открыл частное сыскное бюро. Под крыло товарища присел и Кузнецов, став личным телохранителем шефа. Когда, кто и на каком этапе свёл его с Жаком Лемье, остаётся тайной. Со временем мы выясним и это. Однако в силу причин секретности операции руководством принято решение, чтобы оставить всё, как есть.

— И какую цель преследует Жак?

— Имеете в виду, что больше интересует француза, документы или фамильные реликвии?

— Да. А то война идёт, а кто и за что бьётся, непонятно.

— Нам бы тоже хотелось это знать. И как мне кажется, в скором времени всё встанет на свои места.

— Намёк на то, что Элизабет поделится неудачей по поводу тайника с матерью, та расскажет мужу. И Жаку будет предложено вернуться в Париж?

— Вроде того.

— В таком случае возникает вопрос, что конкретно могло заставить француза кинуться на поиски реликвий? Чужая страна, чужие люди. Неизвестно, во что вообще могло вылиться путешествие в Россию.

— Сами-то что думаете?

— Только не деньги.

— Почему?

— Потому что папа упакован так, что может позволить жить сыну не то, что беззаботно, а я бы сказал, припеваючи.

— Вначале так оно и было, Жак жил, как хотел. Однако страсть к кокаину, а затем и к более серьёзным наркотикам заставили родителя изменить отношение к отпрыску в корне. Попытка вылечить успеха не имела. Не дала положительного результата и изоляция. Проходило время, Жак возвращался к старому, и всё начиналось сначала.

— И папаша решил лишить сына дотации?

— Верно. Лемье- старший перестал давать Лемье- младшему деньги. Какое-то время Жак держался, где перезанимал, где приторговывал дурью. Но рано или поздно и тому, и другому приходит конец. Долг наркоторговцам превысил допустимые нормы. Лемье установили срок, в течение двух недель тот должен был вернуть деньги. В противном случае, плавать парню в Сене, стоя в тазике с бетоном.

— Чем всё закончилось?

— Тем, что Жак рассказал «попечителям» о тайнике, о том, что сестра намерена вылететь в Россию на поиски завещанного прапрадедом клада.

— Ну, прямо вторая серия «Итальянцев в России».

— Не итальянцев, а французов. Жаку была дарована жизнь взамен на информацию по поводу местонахождения тайника. Мало того, была открыта кредитная линия, позволяющая курсировать по России в любом направлении. Не за спасибо, конечно. На карту была поставлена жизнь в обмен на 70 % от всего, что будет найдено в тайнике.

— А каким образом папиному сынку удалось выйти на Кузнецова?

— Я же говорю, над этим мы работаем. Пытаемся выяснить: не кто рекомендовал бывшего спецназовца, а кто стоит за всем этим со стороны французов.

— Так говорите, словно догадываетесь.

— Угадали. Всё сводится к тому, что в игру вступила ещё одна группа из числа тех же криминальных авторитетов, но только проживающая не в России, а в странах дальнего зарубежья. Иначе сказать, французская мафия договорилась с русской мафией, что стало поводом для создания интернациональной группировки с кодовым названием «Париж — Москва».

Илья удивлённо и в то же время озабоченно покачал головой.

— Похоже, вы правы. Желающих приобщиться к тайнику семьи Соколовых становится более чем предостаточно.

— А вы думали? Где деньги, там и зло.

— Почему не добро и деньги? Почему всему, что касается золота, шедевров искусства, должны сопутствовать такие понятия, как алчность, предательство, ничтожество, человеческое безрассудство?

— Потому что это один из наиболее доступных способов обеспечить себе ни к чему не обязывающую жизнь. Вот вам сколько приходится всего перелопатить, чтобы провернуть одну сделку?

— Много.

— Тут же один ход, и человек в дамках.

Взяв в руки бутылку с коньяком, Илья начал разливать содержимое по бокалам.

— Я так понимаю, кроме Графа с Рученковым, Жака, представляющего бандитский синдикат Франции и ФСБ, есть кто-то ещё, кто хотел бы знать, где находится тайник?

— Есть. Но вас эти люди должны волновать поскольку постольку.

— Почему?

— Потому, что добраться до них можно только через первых лиц страны.

— И что, эти люди также горят желанием погреть руки наследством мадам Лемье?

— Нет. Их интересует архив, и это накаляет ситуацию до предела.

— Если беспокойство по поводу меня, особо не напрягайтесь. Если что, я…

— О вас мы беспокоимся меньше всего, — не дал договорить Краснов, — Нас интересует Лемье. В отличие от вас француженка знать не знает, какие над ней сгущаются тучи. Мы предпримем всё возможное: охрана, наблюдение за окружением. Но для того, чтобы человек воспринял предложенную помощь правильно, как минимум должен знать, какая над ним нависла опасность.

— Вы это сейчас для чего сказали? Для того чтобы я кинулся выручать Элизабет?

— Для понимания проблемы.

— Считайте, что я уже понял.

— В таком случае следует связаться с Лемье и самому обо всём рассказать.

— Каким образом? Позвонить по мобильнику?

Глянув гостю в глаза, Илья увидел иного человека, не того добродушно улыбающегося полковника, который пять минут назад смаковал коньяк. Другого, нацеленного на достижение цели «бойца невидимого фронта».

— Ирония не уместна, — громче, чем обычно произнёс Краснов. — Речь идёт о том, в чьи руки попадут бумаги особой секретности, на которые раззявили рот не только французы, но и американцы. В то время, когда архив принадлежит России.

— Принадлежит России по праву чего?

— По праву того, что люди, разработавшие новый вид оружия, родились в России, носили русские имена, имели русские фамилии. Дух, живущий в людях этих, пусть, непонятый, потому оскорблённый, пусть недооценённый, как следовало ценить разум высшей направленности, но он тоже русский. Поэтому вы, я, все те, кто имеет отношение к данному делу, должны приложить максимум усилий, чтобы документы Соколовых остались в России.

Выслушав, Богданов задумался.

При всей той предвзятости, которую он испытывал по отношению к СССР, КПСС, в особенности к ВЛКСМ, Илья не мог не согласиться с полковником. Отдать людям документы невиданного по своей моще оружия массового поражения, цель жизни которых — уничтожение России как державы, выглядело верхом безрассудства. И если до этого такие понятия, как «власть над миром», «угроза человечеству» представлялись, как нечто абстрактное, то после слов Краснова Богданов вдруг ощутил причастность к тому, что называется «вселенной». И чем настойчивее он думал над этим, тем глубже проникался страхом потери свободы в понимании свободы вообще.

— Хочется всё как следует обдумать, — произнёс Илья, давая понять, что решение принято. В то же время в силу некоторых причин, основной из которых является данное Элизабет слово, он должен побыть наедине с самим с собой.

— Думать невредно. Но сначала следует