– Нам придется подсвечивать себе путь карманными фонариками, потому что здесь темно и реально жутко, – меняет Фрейя фальшивую улыбку на задумчивый взгляд широко распахнутых глаз.

Камера следует за ней, Матео и Каспером, обходящими голубятню, стены которой испещрены полосками птичьего помета. Матео приседает на корточки, Доминик наводит на него камеру.

– Ты что-то нашел? – затаив дыхание, спрашивает Фрейя.

– Я нашел… вот это! – Матео резко поворачивается, и внезапно весь экран заполняет страшная морда, выворачивающая пасть в диком крике. Камера подпрыгивает у отпрянувшего Доминика, и я вижу, что Матео держит в руках надутый целлофановый пакет.

– Придурок, – бормочу я под бешеный стук сердца.

Матео ржет и снова сжимает пакет, выдавливая из него нечеловеческий вопль.

– Положи эту игрушку туда, где взял, – говорит Фрейя.

Но она тоже смеется. Доминик наводит объектив на сестру.

– Кас, – шепчет Фрейя, – ты ничего такого не чувствуешь?

– Становится холоднее… Здесь явно есть кто-то еще.

– С 1988 по 1992 год Генри Пильщик убил шесть женщин и девушек, – слышится в моих наушниках шепот Фрейи, и я невольно наклоняюсь к экрану. – Он расчленял их тела и выбрасывал куски плоти в мусорные баки в различных районах южной Индианы. Последнее тело Генри оставил в парке Херон-Гейт вместе со своей пилой – в знак того, что закончил с убийствами.

Камера следит за Фрейей, обходящей по кругу голубятню. И в этот момент мимо одного из окон проносится тень. Вот она есть – и уже ее нет. Просто секундный проблеск. Ни Фрейя, ни ребята, похоже, ее не замечают. Камера продолжает двигаться за Фрейей. «Наверное, это была птица», – решаю я. Но все повторяется. Тень снова мелькает за окном – на этот раз уже медленнее. И прежде чем она исчезает, я различаю в ней размытую форму лица.

Что за черт? Мой пульс учащается, невзирая на догадку: это кто-то, кого близнецы Миллеры привлекли к съемкам видео. Возможно, я его даже узнаю, если рассмотрю поближе.

Я ставлю видео на паузу и отматываю на несколько секунд назад – до того момента, когда за спиной Фрейи промелькнула первая тень. Но на этот раз я никакой тени не вижу. И лица потом тоже. В окне никого нет! Я просматриваю этот фрагмент еще два раза. Затем снова ставлю видео на паузу и изучаю кадр.

Никаких признаков размытого лица за окном. Но пока я вглядываюсь в экран, в движение приходит тень за спиною Фрейи. Сначала это просто сгущающаяся темнота, как будто пустота сворачивается внутрь себя. Но тень растет, увеличивается в размерах. И вот она уже нависает над Фрейей. Это явно человек. Или тень, принявшая человеческий облик…

Кто-то кашляет передо мной. Взвизгнув, я роняю мобильник. У кассы стоит Мэдок Миллер в зимнем пальто и кожаных перчатках. И буравит меня злобным взглядом из-под нависших густых бровей.

– Что вы тут делаете? – выпаливаю я.

Обычно, увидев меня за прилавком, Мэдок проезжал мимо. Он не больше моего желал нашей встречи. И такое молчаливое соглашение нас обоих до сих пор устраивало. А сейчас этот урод его нарушил!

– Полтинник на четвертый номер, – грубо рявкает он.

Его голос совершенно не похож на голос сына. У Доминика он глубокий и плавный – очень приятный. А голос Мэдока хрипит так, словно он с детсадовского возраста выкуривал по две пачки сигарет в день, полоща между перекурами горло битым стеклом. И ведь он действительно заговорил со мной впервые с того дня, когда въехал своим «Хаммером» в машину моих родителей. А теперь и его дочь мертва…

– Ава!

– Что?

– Пятьдесят баксов. Четвертая колонка, – подкрепляет купюрами свое требование Мэдок.

Я молча пробиваю чек, и Миллер-старший опускает его в карман. Я с нетерпением жду, когда же этот гад исчезнет, но он от кассы не отходит.

– Что-нибудь еще?

Мэдок складывает губы трубочкой, словно тщательно подбирает слова.

– Это ведь ты нашла мою дочь.

Это не вопрос. Это утверждение. Он что, заявился сюда, чтобы обвинить меня в чем-то?

– Да, я.

– Я сожалею, что тебе пришлось такое пережить, – бормочет Мэдок, а затем резко разворачивается и уходит.

Домой я возвращаюсь довольно поздно и уже не ожидаю застать там кого-нибудь бодрствующим. Но над кухонным столом склоняется Кэролин с кружкой чая в руке.

– Привет, дорогая. К нам заходил Форд. Я сказала ему, что ты на работе… Он позвонил тебе?

– Нет, – скрежещу я зубами. – А он… ничего не просил мне передать?

Судя по растерянности на лице Кэролин, не просил. Почему Форд до сих пор не отдал мне мамино украшение? В голову закрадываются гадкие мысли: а вдруг он не может мне его вернуть? Вдруг он уже подарил его Фрейе, да только кишка тонка признаться? Черт с ним. Завтра суббота – я сама зайду перед работой к Форду и заберу украшение.

– Смена выдалась тяжелой? – интересуется Кэролин.

Наверное, к такому умозаключению ее подвигло мое резко испортившееся настроение.

– Да нет. Просто… странная. Мэдок Миллер заходил, – отпиваю я глоток кофе, изображая равнодушие.

Но Кэролин напрягается:

– Что ему было надо? Он тебе нагрубил? Если он сказал что-нибудь…

– Нет, ничего такого. Только кинул одну странную фразу… Он сожалеет, что именно я нашла Фрейю.

Кэролин немного расслабляется, но все еще хмурится:

– С чего бы ему за это извиняться?

– Вот и я о том же.

Мэдок Миллер ни разу не извинился за убийство моих родителей – ни в ходе дознания, ни при личной встрече. Да и что бы изменило его извинение? Маму и папу оно бы не оживило. Я до сих пор его ненавижу!

– И еще кое-что…

Кэролин ставит свой чай на стол, вся внимание.

– Я смотрела эпизод «Земли призраков», и мне что-то привиделось на заднем плане. Но когда я прокрутила запись назад, там уже ничего не было. Странно, правда? – выдавливаю я натужный смешок.

– А на что это что-то было похоже? – спрашивает Кэролин.

– Не знаю… Вроде на человека…

– Ну… они ведь и снимают сериал так, чтобы заставить зрителей поеживаться от страха?

Я мотаю головой:

– Не думаю, что это нечто было режиссерским замыслом.

– Понимаю, – медленно кивает Кэролин. – Ты думаешь, это был кто-то еще? Типа Сейди?

– Нет…

Но разве не это мне внушает моя интуиция? Тот эпизод был снят недели две назад. Сначала ты видишь ее, потом ты умираешь. Как было с папой. Мое сердце колотится так сильно, что я чувствую его пульсацию в голове. И это мешает думать. Или мне просто не хочется…