Нина собралась с духом:

– Я тебе несколько телеграмм отправила, и все ждала ответа… А ты, оказывается, все это время был рядом.

– Если мне не изменяет память, мы расстались год назад, – произнес Клим. – Честно говоря, у меня нет никакого желания перебирать старое грязное белье. У тебя своя жизнь, у меня своя.

Нина помертвела.

– Ты же пытался вытащить меня из китайской тюрьмы! Ты приехал за мной в Москву…

– Тебе пора идти.

– Ты даже не выслушаешь меня?! Я не уйду, пока мы не поговорим!

– Тогда уйду я. – Клим поднялся. – Когда надоест беседовать со стенами, захлопни за собой дверь.

4.

Клим так быстро собрался и ушел, что Нина ничего не успела предпринять. Она стояла посреди комнаты, раздавленная своим несчастьем. В квартире было тихо – только из распахнутой форточки доносился голос старьевщика:

– Сдаем кости и тряпки!

Это все, что осталось от Нининой любви.

День догорал. Окна сияли, как церковные витражи, а головы бронзовых жирафов на странной разлапой люстре казались похожими на злобных чертенят. Клим жил то ли в храме, то ли в преисподней.

Нина пошла по квартире, разглядывая каждую мелочь. На столе стояла печатная машинка с недописанной статьей на английском; здесь же валялись газетные подшивки, справочники и множество телеграфных бланков и платежных квитанций. Стало быть, Клим устроился в Москве на работу.

У него было полно друзей – в углу красовался глобус, исписанный автографами и пожеланиями. С деньгами тоже все было в порядке – Клим мог позволить себе перетяжку мебели и дорогую посуду.

Время от времени Нина натыкалась на вещи, привезенные Климом из Шанхая, и у нее сердце обливалось кровью. Самопишущее перо, которое она купила ему в универмаге «Винг Он»; запонки в виде скарабеев; рубашка с вышитыми на манжетах инициалами… Когда-то Нина могла распоряжаться его вещами, а теперь не имела права даже дотрагиваться до них.

Зайдя в детскую, она расплакалась. Китти выросла: у нее были новые платья и чулки. На стенах висели ее рисунки, на ковре были раскиданы игрушечные кони и жирафы.

Скорее всего, Китти уже не помнила своей приемной матери – маленькие дети быстро обо всем забывают.

В прихожей Нина обнаружила две пары женских туфель: они были разных размеров и никак не могли принадлежать одной женщине. Одни были войлочные, самодельные, а вторые – кожаные и вполне изящные.

Нина бросилась в ванную комнату, но там, слава богу, стояли только две зубные щетки: большая и маленькая. В шкафах женской одежды не было, однако Нина нашла на полу пилочку для ногтей и несколько шпилек. Вряд ли этими вещами пользовалась прислуга – судя по комнате за кухней, там обитала крестьянка, приехавшая в Москву на заработки.

Сомнений быть не могло: к Климу приходила какая-то женщина и оставляла у него туфли, чтобы ходить по дому.

Нина села на стул и закрыла лицо руками. А что, если Клим нашел себе другую?

Этого не могло быть – он бы тогда не злился и не держал себя так враждебно. Он бы расспросил Нину, как у нее дела, и предложил ей посильную помощь.

С улицы вновь донесся голос старьевщика, который с кем-то ругался:

– Ай, шайтан-баба, совсем ум потеряла! Битый кувшин разве склеишь?

«Клим успокоится, вернется, и мы поговорим, как взрослые люди», – повторяла себе Нина.

Спустилась ночь, а его все не было. Нина то сидела без движения в кресле, то начинала метаться по комнате. Почему он не возвращается? Где Китти? Где прислуга? Хоть кто-нибудь!

По всей видимости, Клим решил не ночевать дома.

Нина разыскала подушку и плед и, выключив лампу, легла на диван. Совсем недавно на нем спал Клим. А может, и не только спал…

Наконец она услышала, как во входной двери тихонько повернулся ключ. Все мышцы напряглись, слух обострился до предела. От неосторожного движения плед сполз на пол, но Нина не осмелилась его поднять.

Скрип двери… осторожные шаги…

– Может, продолжим? – донесся с лестницы голос Элькина. – У вас еще остался коньяк?

– Идите спать, ради бога! – отозвался Клим. – Вы пьяны.

– Так и вы, голубчик, не лучше моего!

Так вот оно что! Все это время Клим сидел у соседа внизу и дожидался, пока Нина уснет.

Из прихожей не доносилось ни звука. Наконец он вошел в комнату и, нагнувшись, выдернул из стены провод от телефона. Потом долго стоял и молча смотрел на свою бывшую супругу.

Прошла минута, другая, третья… Нина боялась дышать.

Клим поднял с пола упавший плед и осторожно накрыл ее. У Нины защемило сердце от нахлынувшей нежности; она коснулась его руки, но Клим вдруг перехватил ее запястье и стиснул так, что она вскрикнула:

– Да ты что? Пусти!

Его пальцы сжимались, словно он хотел сломать ей кость.

– Мне больно!

Клим отбросил ее руку и вышел из комнаты. Нина слышала, как за ним захлопнулась дверь детской.

Да что же это такое?! Он совсем с ума сошел!

Нина выбежала в темный коридор и ощупью нашла дверь в другую комнату.

– Открой, пожалуйста!

Клим не отзывался.

– Нам надо поговорить! – Нина изо всех сил заколотила по створке. – Клим, открой! Я не уйду, пока ты не выслушаешь меня!

– Прекрати скандалить – уже три часа ночи! – рявкнул он.

– Ты не можешь бесконечно прятаться от меня!

Дверь все-таки распахнулась, щелкнул выключатель, и яркий свет на мгновение ослепил Нину.

Клим с ледяным бешенством смотрел на нее.

– Ты не понимаешь, что мне завтра на работу?! Я тебя не звал, а ты явилась ко мне и закатила истерику!

– Я не…

– Иди спать, иначе я выставлю тебя отсюда. Спокойной ночи!

Дверь снова захлопнулась.

Нина так наплакалась, что у нее начала гудеть голова.

«Он просто пьян и поэтому ничего не хочет слушать… Но я ему объясню… Завтра я ему все скажу…»

5.

Под утро Нина все-таки задремала, и ей приснилось, что она пытается пересечь широкую реку. Лодка оказалась дырявой и с каждым гребком оседала все ниже и ниже. Кругом была тишина, туман и безлюдье, и Нина понимала, что ей не добраться до берега.

Она проснулась от резкого дребезжащего звука – словно на кухне что-то уронили. Кажется, Клим уже встал.

Нина села на диване и невольно вздрогнула, заметив движение розовой тени в углу. Только мгновение спустя она поняла, что это ее собственное отражение в большом зеркале.