— Я скучаю за отцом. Он живёт в Орловской губернии, в родовой усадьбе недалеко от Nска. Матушка болеет последний год, с ней у нас сложные отношения. Она не приняла мой выбор. Но это неважно. Мы с папА придумали отличный план. Теперь иногда я проведываю их, матушка думает, что я учусь в Смольном. А я живу здесь. И все счастливы. — Ася хитро улыбнулась. Наконец-то она успокоилась и перестала суетиться.

— Я хотела в театр тебя в красный бархат нарядить, но потом решила, что так ты сольешься с портьерой, — засмеялась Ася, закрыв тему личной жизни и отношений. — Потому решила остановиться на изумрудном.

— Мне очень нравится это платье. — Заверила Аня, осматривая себя в зеркале.

— Нет же, на тебе повседневное платье. — Округлила глаза Ася. — Платье в театр лежит в коробке. А в саквояже — белье, чулки и наряд гувернантки. Всего одно повседневное платье, которое на тебе, один наряд гувернантки и одно на выход. Больше не поместилось. Нужно же в руках держать все вещи.

— Блин, я об этом не подумала. — Вдруг осознала Аня.

— Должна же ты приехать к Ильинским хоть с какими-то вещами. А то слишком подозрительно будет. — Отметила Ася и Аня согласно кивнула головой.

Ася перенесла увесистый саквояж и коробки в переднюю. Аня проверила свою сумочку, достала оттуда перстень с рубином и сразу надела на безымянный палец. И снова кольцо село как влитое. Покопалась в рюкзаке и переложила в мешочек духи и любимую гигиеническую помаду. Надушусь перед театром, решила.

Перебирая свой незамысловатый скарб, Аня услышала, что ее зовет Порфирий. Она вошла в кабинет и застыла у входа. Концертмейстер копался в большой шкатулке на столе. Нервничая, он подошёл к Ане, прикрыл дверь и тихо сказал.

— Душа моя, я хотел оставить вам несколько указаний. Я очень надеюсь, что они не пригодятся, но всякое бывает. Поэтому, во-первых, вот ключ от квартиры на Рождественской. Во-вторых, здесь рекомендательное письмо за моей подписью и личной печатью, чтобы ни у кого не было сомнений, что вы — моя племянница и живете в квартире на законных основаниях. В-третьих, возьмите деньги.

С этими словами он подал кошель с толстенькой стопкой ассигнаций.

— На первое время должно хватить. Я надеюсь увидеть вас сегодня за вечерним чаепитием, но как известно, всегда нужно быть готовым к худшему.

— Вы полагаете, мы не сможем вернуться, Порфирий Георгиевич? — С волнением спросила Аня.

Ей вдруг стало страшно. Только сейчас она осознала, что они могут застрять в прошлом минимум на месяц, если не успеют в полнолуние.

— Не могу знать, Аннушка. Так мы никогда не рисковали. — Покачал головой концертмейстер.

— Понимаю. — Только и смогла ответить Аня.

Выходя из кабинета, она услышала в коридоре тихий разговор. Это были Ася и Иван.

— Ты скажешь ей? — Шептала Ася.

— Зачем это? Это не имеет к делу никакого отношения.

— Ох, Ваня. — Ася на секунду замолчала. — Возвращайся, молю тебя.

— Ну что ты? Ну. — Утешал ее парень.

Дальше разговор перешел в шёпот, и Аня ничего уже не слышала. Девушка намеренно замедлила шаг, чтобы дать этим двоим побыть наедине.

Глава 41. Мгновение решает все

Санктъ-Петербургъ, Россійская Имперія, 1912 г. отъ Р.Х.

Отобедать в трактире вдвоем не вышло. Как только Гнездилов и граф Ильинский сошли с крыльца сыскного управления, как их перехватил посыльный и передал, что в Рождественской совершенно какое-то неприятное убийство.

Александр Сергеевич вздохнул, на секунду задумался и, пробормотав что-то из разряда «Как раз туда ехать собирался», отпустил курьера.

— Поедете со мной, Николай Павлович? — Предложил сыщик, взлетев на своего гнедого жеребца.

Николая передёрнуло.

— Пожалуй, откажусь. — Усмехнулся. Лучше обедать, чем смотреть на трупы. — До вечера, Александр Сергеевич, встретимся в театре.

На самом деле граф был несказанно рад ехать в трактир без надворного советника. Пусть придётся обедать одному, зато не придётся оправдываться и рассказывать Гнездилову о сцене в кабинете.

Санкт-Петербург, наши дни

Когда все было готово, они всем составом, как и в прошлый раз, стояли в передней особняка. Только экспозиция слегка изменилась. Аня в своём салопе, с саквояжем в одной руке и с сумочкой в другой, и Иван с двумя коробками застыли перед входом.

— Торопитесь, дорогие мои. Будьте осторожны и внимательны. — Напутствовал Порфирий Георгиевич. — Ждем вашего возвращения.

Они вошли в чулан и пристроились на пятачке в центре крохотной комнатки. Последнее, что успела увидеть Аня — зарёванные Аськины глаза. Вот тебе и девушка-хохотушка с розовыми волосами, вздохнула. Дверь закрылась и в чулане стало совсем темно.

Стоять на тесном пятачке с саквояжем в руках и рядом с огромным Иваном, который держал коробки, было сложно. В момент, когда она крутила правой рукой кольцо против часовой стрелки, он прижался теснее, держась за ее локоть. Воздух стал как будто суше, плотнее и словно колючий. В чулане вновь запахло опилками и инвентарём, а ещё сыростью каменного пола. Аня облегченно выдохнула. Кажется, получилось.

Девушка прислушалась, стараясь не шевелиться. Иван тоже замер, вцепившись в ее локоть. Аня поставила саквояж на каменный пол и приоткрыла дверь в предбанник дворницкой. В ту же секунду дверь с улицы отворилась и в помещение вошёл высокий человек крепкого телосложения. Он в два шага пересёк переднюю и, без стука отворяя дверь, вдруг сказал голосом Гнездилова:

— Спишь, скотина? Надрался, никак? Твоя первая обязанность по дому какова? Доносить обо всем, что делается.

Аня с Иваном застыли на месте. Она хотела уже крутить кольцо вперёд по часовой стрелке, чтобы вернуться назад, но Иван перехватил её руку. Этот жест означал «погоди». В щелку приоткрытой двери они слышали, как Гнездилов распекал дворника. Тот подскочил, забегал по комнате, приводя себя в порядок.

— Ваше благородие, приболел я малость. С кем не бывает?

— Да ты с обеда уже лакаешь, вон, посуда на столе. За дурака меня держишь? — Рассвирепел Гнездилов. — Расскажу хозяину, выставит в два