Иногда он доставал нас, играл с гостями. Я быстро выучил правила и почти сразу понял, что он играет очень плохо и выигрывает лишь потому, что гости отчаянно ему поддаются.

У короля был сын, он любил расставлять нас на доске и двигать по клеткам. Он играл со служанкой. И знаете что? Этот мальчик мыслил на несколько шагов вперед. Светлый ум, большое будущее.

Да и король, впрочем, тоже был не так прост. Он знал, что среди приближенных растет недовольство, и много лет жил в страхе. Однажды ему стало известно, что кто-то из его советников готовит переворот. Король не стал искать зачинщиков, устраивать показательные казни. Он поступил иначе: слухи о грядущем перевороте он использовал, чтобы сбежать. Корона тяготила его, а отречься он не мог, ведь власть была его главной и единственной защитой от недоброжелателей – король знал, что непопулярен и что если снимет корону, тут же угодит в тюрьму или, еще хуже, на эшафот. И тогда он решил разыграть свою смерть: идея эта пришла к нему однажды, когда он случайно встретил своего двойника. Король узнал, что где-то в городе есть человек, который изображает его, короля, во время театральных постановок. Он пригласил актера, познакомился с ним и сделал своим другом. Они часто сидели за столом и играли в шахматы. Когда же королю стало известно, что со дня на день один из советников устроит переворот, король решил, что время настало – теперь он может сбежать, и никто не заметит. Он пригласил к себе актера и заколол прямо у себя в покоях. А потом собрал мешок с пожитками – одежда, горсть золотых монет – и был таков.

А дальше, как это обычно бывает у людей, пролилась кровь. Во дворец ворвались заговорщики, и в суматохе шкатулку с шахматными фигурами выкрал кто-то из слуг.

И после серии перепродаж (довольно оскорбительных – воры не знали нашей истинной ценности и продавали нас за гроши, а то и вовсе однажды обменяли на краюху хлеба).

Вот так мы оказались в лавке древностей, у старика, торгующего антиквариатом: мебелью, часами, клетками для канареек и прочим барахлом.

Мы, фигуры, долго томились в шкатулке на верхней полке возле чучела совы. Старик увлекался азартными играми, был одержим, пытался даже разработать «алгоритм удачи». Но проиграл все. Однажды утром к нему пришли люди, широкомордые и наглые, требовали деньги, и отчаянный старик направил на них антикварный мушкет.

Каков дурак.

Одна из пуль угодила в шкатулку и расколола меня на две части.

Стрельба затихла, и пришли новые люди. Один из них наконец заглянул в шкатулку и грустно выдохнул:

– Ой, как жаль.

Девушка. Молодая, с длинными каштановыми волосами. Она взяла меня, пешку, расколотую на две части, в руки.

– Как думаешь, это можно склеить?

Мужчина, ее муж, взял шкатулку, провел пальцем по отверстию от пули, потом посмотрел на меня – я лежал на ладони у девушки.

– Оставь, я что-нибудь придумаю.

Муж этой женщины был мастером на все руки. Он взял меня, обточил, скруглил, уменьшил, сделал отверстие и нанизал на нитку вместе с другими мелкими камнями.

Мы стали частью браслета – мастер надел его на руку своей любимой.

Она читала книги. Много книг. Однажды взяла с полки сборник стихотворений в кожаном переплете и начала читать вслух.

«Эй, я знаю эти стихи, – сказал один из камней на браслете. – Я был частью надгробного камня того поэта, что их сочинил. Потом на кладбище упала бомба, надгробный камень разлетелся, и я проделал долгий путь, прежде чем попал сюда, на эту нить…»

«Постойте-ка, – подал голос другой камень. – Не тот ли это поэт, который путешествовал по Индии? Я был фрагментом стены в том доме, где он написал эти стихи…»

«Я тоже его знаю! – сказал третий камень на браслете. – Помните стихотворение о летящем камне? О камне, брошенном в ворону? Это обо мне! Обо мне! Он видел, как мальчишка бросил меня в птицу, и написал стихотворение».

«И я, я тоже вдохновил его однажды: он бросил меня в озеро и увидел, как по поверхности расходятся круги, и написал об этом».

Все камни загалдели, стали перебивать друг друга.

«Он сын тирана! – сказал один из них. – Помните, как он бежал из дворца во время революции? Это мной, мной он сбил амбарный замок с двери и спрятался там, в свинарнике. Я спас ему жизнь!»

И тут я тоже вспомнил: «Смуглый мальчик, играл в шахматы со служанкой!»

«Да-да, у него есть стихотворение об этом, называется «Пешка».

«Это я! Я пешка!»

Мы все сыграли свою роль в жизни поэта, и теперь судьба нанизала нас на нитку браслета женщины с каштановыми волосами. Но единение наше длилось недолго. Однажды женщина пришла к морю, вышла на пирс и прыгнула в воду. Она любила плавать и обычно снимала браслет, но в этот раз забыла, нитка порвалась – и мы рассыпались по морскому дну, смешались с другими камнями. Течение разметало нас по миру.

И я лежу здесь, на пляже, на побережье среди обточенных прибоем стеклышек, камней, ракушек. Лежу и думаю: зачем все это было? Для чего?

Отец называл меня «точка». Ну, ты же помнишь этот его дефект речи, проблемы с буквой «д»: он так и говорил ротина, терево, тверь. А я стала точкой.

– Никакая я не точка, – ворчала я.

– А кто же ты? Запятая? – спрашивал он и смеялся.

– Я девочка!

– Отно тругому не мешает.

Он вообще странный был. Например, перед сном вместо сказок рассказывал мне разные истории о происхождении вещей. Возьмет, скажем, скрепку со стола и давай распинаться:

– Что это? Думаешь, просто скрепка? А вот и нет. У нее богатая история. Ты знала, например, что во время Второй мировой в Норвегии скрепка стала символом сопротивления оккупантам?

В дверях появилась мама.

– Ты совсем дурак? Ей четыре, зачем ты про нацистов ей рассказываешь?

– Но это очень интересная история!

– Не сомневаюсь. Нацизм – это очень интересно, часами могу слушать истории об истреблении целых народов. Но ей же четыре, господи боже! Расскажи ей сказку.

– Но я не знаю никаких сказок.

– Для таких, как ты, давно придумали одно хитрое приспособление, называется «книга». Такая прямоугольная, может, видел когда-нибудь. Там еще буквы внутри. А если эти буквы вместе сложить – получится сказка.

* * *

У меня два сильных воспоминания из детства – сказки твоей матери и баскетбольный мяч. Первые мне перед сном читал отец; второй я увидела однажды во время прогулки с мамой. Мама рассказывала, как мы шли однажды мимо баскетбольной площадки, и я застыла там, на кромке, и наблюдала за игрой, открыв рот.

На самом деле мне просто нравился этот звук – мяч ударяется о деревянный пол в спортзале, и еще, знаешь, шорох сетки, когда мяч попадает в кольцо, и все эти аплодисменты, раскаты рукоплесканий. Возможно, это звучит странно, но главная причина, почему я в детстве выбрала именно баскетбол, – звуки. Во всем этом грохоте, свисте кроссовок по паркету было что-то такое, что сразу вводило меня в транс, в состояние, близкое к эйфории.