но электронщики точно сказать, какая у них чувствительность, пока не могли. Вот еще пара шлепнулась. Почувствуйте себя жуком, сидящим ровно в десятке бумажной мишени. Стрелки с хорошим запасом патронов, садят примерно так: девятка на четыре часа, восьмерка на шесть, семерка на восемь и потом опять девятка на одиннадцать. Взяли в основном немного южнее, но лиха беда начало. Наши тоже сначала стараются обметать внешний радиус предполагаемого местоположения подводной лодки, с каждым проходом приближаясь к своим кораблям. Грамотная сеть у них получается. Неужели смогут сплошное поле создать?

А у нас уже хорошо видны проблемы от глубины. Трубопроводы усиленно потеют, скоро побежит водичка. Купятся они на имитатор? Два аппарата заряжены именно ими, но явно не сейчас. Если с юга они закончили, чтобы переместится севернее, то хорошо бы сейчас тихо развернуться, и попробовать проскочить между вот этими двумя. Активные буи прямо под собой имеют мертвую зону, и шанс небольшой есть.

— Буй в воде. Прямо по курсу, дистанция 60!

— Самый малый назад! Дифферент на корму десять.

Полное ощущение вагона питерского метро, когда поезд в туннеле останавливается, потом медленно трогается. Усиливает эффект качнувшаяся палуба под ногами, обманывающая органы ориентации, и кажется, что мы идем на какой-то безумной скорости. А так каких-то три узла, вот-вот можем сорваться и получить клевок. Зато ни один пассивный буй нас слышать не может, мы издаем звуков как устрица, фильтрующая планктон.

— Течь в четвертом отсеке!

Да хоть все пусть текут, лишь бы не смяло корпус и не раздался бы какой нибудь резкий звук. Историй, как звякнувшая на кухне сковорода, «спалила» ракетоносец, во флотском фольклоре ходило достаточно. Но не можем мы вечно погружаться. Петренко дает команду, и торпедный аппарат с имитатором начинает заполняться забортной водой. Крышку откроем в последний момент.

— Буй прямо по курсу! Дистанция…

Вот каким таким усилием, Петренко удержал руку, дающую отмазку главному «румыну» (так зовут на флоте торпедистов) корабля? Или уже рука пошла, но тот что-то понял? Странно, «румын» у нас в акустике не силен. А вот Петренко понял, что его остановило. Дистанция… Ее акустик не сообщил. И всплеск как-то странно на экране, сразу вышел на «плато». Обрубился.

— Оно, товарищ командир? — Терехов смотрел снизу, присевший рядом с штурманским столиком. Оставалось только кивнуть. Посмотреть на секундомер, и снова кивнуть. Мы не слышим ни одного буя, нет новых сбросов, старые, которые в активном режиме, тоже не пищат. Акустик приглашающим жестом указывает на экран. Чисто. По сравнению с тем, что творилось полминуты назад, все чисто. Что-то далеко на юге попискивает только. Видимо там термоклина уже нет. А над нами — есть! Конечно, не панацея, но барахтаться стало гораздо приятнее. Только бы они под термоклин антенну не опустили. Нет, не должны, вроде где-то на 200–250 метров они кидают. Знают, что у нас предел — 300. Хотя мы уже на 320 висим, и долго так не сможем.

Бабуев.

Ловят, ловят нашего Пескарика. Вон, как мухи над этим самым, кружат «Викинги» над квадратом моря, где должен сидеть Петренко. Хотя кто его знает, куда он пошел. После того как Фомин его бросил, мог и на юг попереться, особенно если не дошла радиограмма из Штаба. Тогда какой-то шанс должен быть. Эх, подскочить бы миль на 30 еще, и шарахнуть по ним из «Форта». Но не умеет «Киров» с такой скоростью двигаться. Соединяемся с «Окрыленным» и опять идем на заговоренного Хуга. Хотя мы для него тоже крепким орешком оказались, хотелось бы посмотреть на его недоумевающую харю. Два удара на полной выкладке, а у нас только один вымпел потерян. Да еще врезали ему, пусть и не смертельно, но очень неплохо. Что там с состоянием взлетной палубы у него — вопрос жизни и смерти.

Адмирал твердо решил, что если окажется, что авиагруппой Хуг оперирует свободно, то побежит домой. Погоны погонами, но корабли и людей он будет беречь. Докладывать что группировка погибла но не сдалась, он не собирался. Пусть под трибунал отдают, но если он увидит на радаре больше шести самолетов, идущих с запада — плюнет на приказ и пойдет домой, если конечно, останется жив.

— Разрешите обратиться, товарищ контр-адмирал!

Кто там у нас такой принципиальный? Или фронда какая у него на командующего? По старинной подхалимской традиции, приставки, уменьшающие звание начальника, подчиненные в Советской Армии и с Советском же флоте, отбрасывали. Т. е. к подполковнику, например, обращались «товарищ полковник» (если, разумеется, рядом не было настоящего полковника), к контр-адмиралу — товарищ адмирал. Так кто же его так? Обиженный кто-то? Нет, просто «пиджак», мобилизованный в БЧ-4. «Бычок», умаявшийся в конец за этот день, пользуясь тем, что боевой тревоги нет, свалил куда-то подальше (но Бабуев знал — появится на мостике в десять секунд). А этот молодой рулит всей связью. И что таким велеречивым способом хочет сообщить этот каплейт? А сообщает он… что некто товарищ Зеленый вышел на связь и срочно требует радиоаудиенции у товарища адмирала!

— Зеленый, ты как⁉

— Хреново, Бабай. Наших шестерых свалили. Мы тут вчетвером, вместе с целеуказкой, южнее ушли, теперь вот домой собираемся. Ты как там, живой?

— Да что нам, кабанам, будет. Ты просто поздороваться, или помочь чем хочешь?

— Как там «Огоньки»?

— Трое у меня сидят, картошку их чистить поставил. Остальные — сам понимаешь…

— Принял. Хоть вломили им?

— А у тебя что, связи с Центром нет? Врезали неплохо, но на воде, ироды, держаться. Слушай, ты не слетаешь к ним? Керосин есть?

— А зачем? Мы же все отстреляли.

— Тут такое дело. Нам бы ночь простоять, и день продержаться, а эти суки не дают. Если сейчас голову поднимут — нам хана. Надежда на то, что им сейчас, если тебя увидят, истребители поднимать придется. Катапульты у них мы минимум ополовинили, на палубе Содом с Гоморрой. Так вот, мне надо чтобы сейчас не штурмовики с «Гарпунами» к нам летели, а «Томкэты» к тебе. Уж извини за прямоту. Много они не должны суметь поднять, а от парочки-другой мы вас прикроем.

С чем был согласен Скрипник, так это с емким определением американцев — суки. А смогут эти суки так как его ребята? Сидя в горящем «Медведе», подорванным «Фениксом», один за одним, сообщать «Подбит. Ребята, будем жить» и уходить из эфира навсегда? И он, подполковник Скрипник, сможет.

Хуг.

Совместными усилиями палубной команды, аварийной партии и…