Сказанным мы поневоле ограничиваемся, ибо, удаляясь в содержание Талмуда, пришлось бы одной этой теме отвести целую книгу.

А дабы не оставалось сомнений, чего «избранному народу» нельзя не ожидать от «предательских» разоблачений и каково собственное понятие сынов Иуды о существе Талмуда, приведем, на справку, несколько узаконений, сюда относящихся.

«Бесстыдство – это королевство без короны» (тр. Песахим, 113 а). «Оно приводит к цели даже против воли Божией» (Санхедрин, 105 а) «Ты не должен ни повторять вслух того, что установлено в законе писанном, ни записывать того, что относится к преданию устному» (Гиттин, 180 б) «Воспрещается открывать нееврею тайны Закона. Тот, кто окажется в этом виновным, совершит то же самое, как если бы он разрушил целый мир» (Ялкут Хадаш, 171, 2) «Если еврей будет призван для разъяснения какого-нибудь места из раввинской литературы, то он повинен дать истолкование ложное, дабы, действуя иначе, не оказаться дерзким пособником к обогащению неевреев познаниями в творениях раввинов. Кто нарушит это предписание, наказывается смертью» (Дибре Давид, S 37). «Следует и надлежит присягать ложно, когда неевреи спрашивают нас, – содержится ли что-нибудь против них в наших священных книгах? Тогда мы обязаны утверждать под присягой, что не содержится ничего, ибо они, конечно, пришли бы в негодование, если бы могли узнать истину» (Шаалоф Утшубоф, бин ян Шелома, часть Иореде'а S 17). «Нееврей, который интересуется законами евреев, либо изучает их, заслуживает смерти» (Санхедрин, 59 а; Шагига, 13 а). «Согласно с этим, воспрещается еврею обращаться к нееврейскому суду» (Гиттин, 88 б; Шулх. Ар. Хош. га-Мишп., 26, 1; Турин Хош. га-Мишп. 26, 7; Яд Кхазака IV, 26 и т. п.), так как этот суд не может разрешить еврейское дело правильно, не зная Талмуда, ознакомление же с, этим последним безусловно и строжайше неевреям запрещено» (Баба-Камма, 38, 1). «Гой и раб не способны давать свидетельские показания» пред еврейским судом, конечно (Шулх. Ар., Хош. га-Мишп. 3–1, 19).

VI. Таковы с принципиальной точки зрения итоги, подводимые Талмуду собственным его текстом, т. е. самим еврейством.

Определяясь идеей и сущностью этого кодекса, проистекающий отсюда вывод удостоверяется, с другой стороны, всей жизнью сынов Иуды при условии, что сила вывода развивается тем неодолимее, чем больше станем мы вглядываться в факты, т. е. чем внимательнее будет анализ деятельности, стремлений и замыслов иудейских.

В строгом намерении обосновываться, главным образом, на реальной почве и руководствоваться положительными сведениями, мы шли до сих пор и постараемся не оставлять этого метода впредь. Но, как это вполне очевидно, мы на каждом моменте исследования, не можем суммировать факты в произвольных количествах, каким бы объемом их ни располагали. Ради цельности и стройности картин, мы обязаны уважать чувство меры, иллюминируя сказанное лишь, по возможности, яркими данными. Так, следовательно, завершая повествование о Талмуде, мы должны поступить и сейчас.

По нашему убеждению, довольно пока ограничиться здесь хотя бы одним, но вразумительным примером. Мы имеем в виду роль Талмудизма в так называемых «либеральных» профессиях, а в частности, на поприще ожидовления адвокатуры. Верность приема раскрывается как из утверждения евреев, что они едва ли не монополисты либерализма, так и из формального сродства, по иудейским понятиям, Талмудической и адвокатской сферы, что, впрочем, совершенно естественно, ибо куда проникнут евреи, там духовная трава не растет…

Sie haben den Teufel uber Belsebul geworfen!..

Еще древние римляне сознавали, что свобода толковать законы равносильна праву издавать их вновь. Как же столь «практическая» мысль могла бы ускользнуть от внимания лукавых детей Израиля? Однако, Древний Рим понятия не имел о Иерусалиме, как средоточии Талмудизма, и никогда не приходил к тем крайностям заключений из главенствующей посылки, до которых «возвысились», если так можно выразиться, таннаи, амораимы, гаоны, талмид-хохимы и их последователи. С другой стороны, если под гнетом жестокой действительности в сознании древних явился мрачный афоризм «leges sunt in schola virgines, in Joro meretric es!», то он никогда и нигде кроме еврейства не извращался в уравнивании обеих своих половин, как неизменный и для школы принцип. Это, прежде всего, усматривается в той insolentia Judaeorum, с которой учителя «избранного» народа под предлогом толкования закона не только уже перед детьми расстреливают его смысл, а и вводят обратные постановления. Но arrogantia иудеев этим не довольствуется. Она себе требует далее ореола подвижничества и добродетели, апофеоза благотворения и гениальности. Пронося контрабандными путями заразу тяжкого и глубокого нравственного разврата, подделывая все и вся вокруг, посевая невежество и лицемерие, рабскую приниженность, ложь, цинизм и тьму, кагал баррикадирует заранее через захват общественного мнения «экспроприацией» в свою исключительную пользу как печатного, так равно и устного слова, т. е. последнего средства защиты обездоленных гоев. Пресекая, таким образом, сопротивление в зародыше, сыны Иуды яснее, чем кто-либо иной, разумеют, что параллельно с этим, они завладевают «либеральнейшими» из областей человеческой деятельности и деспотически принуждают их служить угнетательным целям Талмуда. По этому направлению адвокатура играет особо выдающуюся роль. Тиранизирование ее иудейством равносильно подчинению видам кагала уже не одних судебных учреждений, а и всей вообще системы государственного управления – вплоть до парламента, так как именно адвокатское сословие влияет повсюду, рекрутируя собой народное представительство, ведет иудаизм, как своего владыку, и на вершину власти…

Отсюда разоблачаются пружины, которыми через предательство свободы иудеи, согласно велениям Талмуда, «гнут в дугу» самую независимую из интеллигентных профессий, жонглируют тайнами правительства и частных лиц, присваивают средства к жизни, отнятые у торговли, промышленности и земледелия, ведут к обнищанию и погибели отдельных лиц, товарищества, профессии и народы, а в довершении столь беззаветного служения «правовому порядку», принуждают адвокатуру служить примадонной кагала либо для возвеличивания паладинов Мишны и Гемары, искореняют истинных представителей адвокатского сословия, заменяя их наиболее занозистыми из своих талмиде-хохамимов.

VII. Предпослав изложенное, мы обращаемся к самому, быть может жгучему вопросу современной русской интеллигенции, как его кровью сердца, поставил на очередь М. О. Меньшиков, в «Новом Времени», 7 января 1912 г. (№ 12867):

«Говоря о невероятном загрязнении русского суда еврейской адвокатурой, я пользовался данными, любезно доставленными мне одним русским присяжным поверенным. Красноречивы данные, но еще более знаменательно письмо, при котором они присланы.

Вот выдержка из этого письма, похожего на крик утопающих: «Ради Бога, ради святой правды, проявите свое участие к судьбам русской адвокатуры, напишите статью, обрисуйте в ней картину ужасающего засилья, испытываемого нашей адвокатурой от невероятного заражения ее еврейством. На тысячу помощников присяжных поверенных в Петербурге больше 800 евреев… Присяжные поверенные – евреи сюда не входят, но и их подавляющая масса. Почти вся работа в их руках. Русские, за исключением весьма немногих, работающих самостоятельно и принужденных, однако, самым пошлым образом заискивать у евреев, в небольшом количестве кое-как перебиваются, а масса молодежи бьется, как рыба об лед, и бедствует непомерно. Ничем протеста выразить нельзя. Организовать какое-нибудь противодействие невозможно, так как каждому русскому грозит еврейский эшафот!..