Сказал, что в Раудборге есть всё то же, только больше, лучше и веселее.

После славословий в пользу Ра́удборга, который сами живичи называли Вели́городом, я уж и не знал, чего ожидать. Уж и красив этот город, и богат, и велик, боги его любят, враги боятся, а прочие норовят подружиться. Может, для живичей оно и так, да только я же не из лесу вышел. Все Северные моря обошел, в Бриттланде побывал. Неужто что-то еще может удивить меня? Поди, не из серебра его стены сложены, а дороги не железом крыты.

Река Ольхова была ленива. Хоть мы и шли против течения, но этого почти не ощущалось, так как воды ее текли еле-еле. На ночь останавливались не в деревнях, что были разбросаны вдоль реки тут и там, а отдельно, по совету Гуннвида.

— Незачем туда ходить. Дома маленькие, положат либо в баню, либо в сенник, а какое ж сейчас сено? Живой язык разумеют не все, чужаков, к тому же мрежников, не любят.

— Но не убьют же, — заметил я.

— Не убьют. В деревнях редко кто подымается выше третьей руны.

И чем дальше мы плыли, тем больше видели деревень. Некоторые всего в три-четыре двора, другие в полтора десятка. Зеленели поля, пасся скот, часто встречались лодки с рыбаками. И всё гладко, поло́го. Встречались и крутые обрывы вдоль реки, но даже те не сравнить с нашими каменными кручами в сотню шагов.

Спустя несколько дней мы добрались до Раудборга. Первой мне бросилась в глаза дорога, проложенная поперек реки. Мост. Он стоял на толстых деревянных ногах и был настолько высок, что под ним легко мог пройти «Сокол» со сложенной мачтой. А по обеим сторонам моста город, разделенный надвое рекой. Правая его часть была обнесена высокой стеной, и то далеко не частокол.

Гуннвид пояснил, что стена сделана из срубов, почти как дом, только внутрь заложены камни, а над такими срубами поставлены еще стены, выдающиеся наружу, и промеж них ходят стражники. Чтоб стражников не закидали стрелами, сверху горожане заботливо приладили навес. Не забыли мирные живичи и про скважни, через которые стражи могли бы обстреливать нападавших. По углам стоят башни, в которых узкие скважни не только поверху, но и ниже прорублены. Можно и копье кинуть, и стрелу пустить, а вот человек в те прорези никак не протиснется. Самые крупные башни выстроили по обеим сторонам от моста, и любой хускарл оттуда дотянется камнем или копьем до кораблей, что ходят мимо города.

На левой же стороне стена выглядела пожиже: обычный частокол с узенькими башенками. И хотя ограда поднималась на три роста, из-за нее виднелись копья стражников. Значит живичи либо насыпь внутри сделали столь высокой, либо пристроили деревянные полати.

— А чего ж так по-разному сделали изгородь? — спросил я у Гуннвида, прикидывая, как ульверам было б сподручнее нападать на город с такой защитой.

Сторборг в Бриттланде и то не имел такой стены. Может, зря. Никакой драугр бы тогда не пробрался в город, да и сарапам пришлось бы потрудиться.

— Справа Вечевая сторона, там живут самые богатые и сильные люди Раудборга. А слева — Торговая, поначалу там только торг вели, а уж потом и обычный люд заселился. Мрежники, к слову, тоже там живут. Чтоб перебраться жить на Вечевую сторону, нужно весьма расстараться, и одним серебром не обойдешься.

У жители Раудборга, видать,врагов немало, потому как стены закрывали город не только с дальней стороны от реки, а прямо кольцом, так что ни пеший, ни конный, ни речной не смог бы пройти в город иначе, чем через ворота. И пристань они тоже вынесли за стены. Купцам неудобно, зато горожанам спокойнее.

Вот только ничего красного я пока не видел. Почему же норды называют этот город красным?(1) Может, живичи дома так красят?

А пристань бурлила жизнью и делом. Сновали туда-сюда небольшие лодки, от долбленок до парусных, стояли большие корабли вроде кнорров, было несколько ладей, напоминающих наши драккары, только не столь гибкие. Люду видимо-невидимо!

Как только мы пристали, к нам тут же подошел худой чернявый мужчина с тремя воинами за спиной, в руках дощечка и палочка. Он сразу заговорил по-нашему, спросил, кто такие, зачем пожаловали и есть ли товар. Я отправил его к Игулю, пусть платит за наш постой согласно уговору. И пока они договаривались, я разглядывал живичских воинов. Яркий красный кафтан с диковинным поясом, круглая шапка с мехом, складчатые широкие штаны… А потом я увидал их обувку и застыл с открытым ртом.

У меня-то на ногах низенькие башмаки из кожи, затертые уже и невзрачные. А у живичей высокая, по колено, обувка, что сшита из мягкой кожи и покрыта узорами. А узоры те выкрашены в яркие цвета. Будто диковинные птицы вот-вот взлетят или невиданные цветы распустятся. Такая красота!

Присмотрелся. Половина пристани в такой обувке красуется. У некоторых, правда, уже не такая яркая и без узоров, зато у остальных не обувь, а чудо чудное и диво дивное.

— Захочешь, тоже такие прикупишь. Здесь, в Раудборге много умельцев, что сапоги шьют. Что хочешь, сделают.

Сапоги! Вот как это диво называлось. Теперь я знал, куда перво-наперво пойду и что куплю.

Игуль тем временем расплатился с ярловым человеком и уже при помощи своего раба-живича взялся расспрашивать местных, где можно жилье найти да куда груз перенести. Так что пришлось мне самому идти к хитрому торговцу и требовать наши две марки. А еще я ему напомнил про три марки после первого дня торга. Надо будет глянуть, где Игуль поселится, а то ведь так и забудет про нас.

Гуннвид тоже не стал рассусоливать. Его люди споро перетащили свадебные дары на пристань, отыскали мужичка с пустой телегой, загрузили скарб туда. Вингсвейтар отдал мне оговоренную плату и сказал:

— Мы на Вечевую сторону пойдем, есть у нас там свой дом. Коли будешь на том берегу, заглядывай. Мы в трех улицах от княжьего двора, там у нас длинный дом, каковых больше нет. Не спутаешь!

— Княжий двор?

Стоило только Гуннвиду сойти на живичскую землю, как он словно позабыл нордскую речь. Половина слов непонятна.

— Ну, вроде как ярлов двор. Только в Раудборге ярла нет. Раньше был, да его прогнали, а двор остался. Ну, бывай!

Его парни обступили телегу с грузом со всех сторон и пошли через мост, раздвигая людей и оттесняя другие повозки.

А я чуток растерялся. Огромная пристань с десятками кораблей и лодок, люди бегают туда-сюда, ржут лошади под всадниками, где-то блеют овцы, которых перекидывают с кнорра на берег, повсюду незнакомая речь. И непонятно, куда идти, где торжище, как продавать наш товар, где нам поселиться, можно ли оставить «Сокол» прямо тут или лучше увести его за город. Потому я пошел к Альрику.

Беззащитный после торга с Игулем в Хандельсби попритих. Когда мы дрались с друлингами, предпочел остаться на «Соколе», да и в гостях у вингсвейтар все разговоры с Стюрбьёрном я вел один. Денежные дела хирда тоже незаметно легли на мои плечи. А Альрик всю дорогу сидел за кормилом, будто обычный хирдман, и лишь вел корабль куда следует.

Я помнил, что видел в Альрике через стаю, но меня это не пугало. Если так подумать, кого только среди ульверов нет. Живодера же мы не прогнали, да и жрецы Мамира редко когда служат Фомриру, а у нас пожалуйста.

— Альрик, что думаешь? Оставлять нам «Сокола» на пристани?

— Не знаю, — грубовато ответил он. — Я тут прежде не был.

Больше я спрашивать не стал, нечего на людях позориться. Это мы живой язык не знаем, а они, видимо, нашу речь понимают неплохо. Потом допытаюсь.

— Тулле и Рысь идут со мной, Держко, ты тоже. Остальные пока остаются на «Соколе». Сыщем жилье, тогда и переберемся вместе с товаром.

Зачем всей толпой ходить попусту? Может, нам несколько дней придется подходящее место искать?

* * *

Ближе к вечеру мне уже казалось, что так и будет. Игуль со своим десятком быстро отыскал годный дом с ледником. Почему-то торговец особенно настаивал на леднике. Что же все-таки он привез в Альфарики? Не убоину же! Везти мясо за моря — больно дорого выйдет, кто захочет покупать тухлятину.

А вот на два десятка хирдманов и семерых трэлей дома не находилось. Таковые, конечно, были, причем красивые, резные, в два ряда оконцев, с острыми крышами, обнесенные высоким частоколом так, чтобы