Со стоном ему удалось несколько пальцев пошевелить. Хо одобрительно покачал головой и что-то сказал на своем Герхарду.

– Что он говорит, что говорит? – переживая, стал интересоваться Соколов.

– Он говорит, ему раз больно, значит, нервы не умерли, а кости заживают. Обещает быстро поставить тебя на ноги.

– Если он меня поставит, я ему по гроб жизни буду обязан. А ты что говоришь на их языке? – Герхард, кивнув ему головой. – Я учил тибетскую медицину у них, – и далее продолжил, – А знаешь, кто его к нам привел? Сам генерал лейтенант Романов, начальник госпиталя. Ну ладно, я пошел, а деда Хо оставляю с тобой, – сказав, Герхард ушел,

Старик, опять ему поклонившись, стал из своей сумки что-то вытаскивать. Разложив все сверху тумбочки, попросил двух бойцов перевернуть Соколова. Затем, на маленькие чашки с песком воткнул зажжённые свечи. Поклонившись маленькой статуэтке Буды и горящим свечам, он стал гладить его спину, руки, ноги. Соколов сразу же почувствовал тепло его рук. Затем, подержав над свечой какие-то тонкие иголки, стал один за другим их втыкать в него. Соколов абсолютно ничего не чувствовал, когда он это делал. Потом Хо на эти иголки, нанизал небольшие, чем-то промасленные кусочки ваты и стал поочередно их поджигать. Тут Игорь их сразу же почувствовал. Все тело с рук до ног неописуемо стало греться, и с него пошел обильный пот. Соколов мгновенно уснул, и не просыпался аж до самого вечера. Когда он открыл глаза, рядом с кроватью на стуле сидел Герхард, увидев, что друг проснулся,

– Ну ты дал храпака. И как наш Хо, тебе стало лучше?

– Я абсолютно не чувствую боли, твой Хо мужик, уважаю, – а потом, – Ганс, у меня есть для тебя потрясающая новость, поверь, ты упадешь.

– Игорь, мне кажется, ты что-то разузнал обо мне, так?

– Так, а ты откуда знаешь.

– Ты не помнишь? Мне кажется, ты был вбреду несколько дней.

– Да ты что. А посторонние не слышали об этом?

– Как ты думаешь, почему я всегда дежурил возле тебя?

– Понял брат.

– Больной с твоей палаты вот-вот вернется. Давай наш разговор оставим на потом, пока не стоит говорить.

– Хорошо. А Хо когда придет?

– Завтра. Он свои процедуры будет проводить через день, а как только твой организм привыкнет, будет делать каждый день. Вот это, – показывая ему какую-то темную жидкость, – будешь пить, три раза в день. Скажу честно, запах противный, и на вкус горьковатый, придется терпеть.

После того, как Хо взялся за лечения Соколова, он быстро шел на поправку. Постепенно сам стал садиться на кровать, руки практически уже вылечились. Правда, ноги еще его не слушались. Он их сам, по просьбе Хо, руками приподнимал и опускал, постоянно массажировал. Постепенно Игорь уже самостоятельно мог приподнимать свои ноги, вот только опускать приходилось с помощью рук. Китаец Хо стал приходить дважды в день и делал массаж ног. По мере улучшения здоровья, Соколов стал веселым, и ему безумно хотелось жить. Паника от того, что мог на всю жизнь остаться инвалидом, осталась позади. И вот однажды, когда в палате остался один, а других уже выписали, он попросил Герхарда,

– Ты можешь сегодня вечером прийти ко мне? Нам надо поговорить, это важно.

Герхард, пристально взглянув на него, – хорошо, приду после отбоя, – сказав, ушел.

В первом часу ночи, осторожно не скрипя дверями, Герхард вошел в палату Соколова,

– Игорь, ты еще не спишь? – спросил он.

– Откуда, разве когда у меня появилась возможность поговорить с тобой, я могу уснуть. Достань из шкафа мой рюкзак, – попросил Герхарда. Когда он ему его подал, попросил включить свет. Герхард обернулся к включателю, включив его, он повернулся обратно. В руках у Соколова была фотография.

– Взгляни на нее, кого-нибудь, узнаешь?

Герхард, пристально рассмотрев ее, возвращая обратно,

– К сожалению, никого не узнал. А кто они?

– Тогда взгляни на эту, – подавая другую, – спросил Игорь. На другой фотографии, они были уже втроем, папа, Луиза и он. Но фотография была тридцатых годов.

Герхард себя узнал, но опуская свою голову,

– Игорь, неужели я так и останусь? Я их не узнаю, но возможно, люди на фотографиях мои близкие родственники. Так?

– Да, твой отец доктор Карл фон Штаубе и твоя сестренка Луиза. А может быть ты вот это узнаешь? – и подал ему сверток.

Развернув его, Герхард увидел старинный клинок. В это время у него закружилась голова, и он упал с кровати на пол. Сидя на корточках, крепко схватился за голову. Соколов, забыв, что еще не ходит, так же чуть не спрыгнул с нее. Заметив это, Герхард его удержал. Доктор, держась за голову, просидел еще некоторое время, а потом, вновь пересев на кровать,

– Откуда он у тебя?

С радостью, чуть не спрыгнув с кровати, Соколов обнимая друга,

– Значит, узнал все-таки, да?– спросил у Герхарда,

А Герхард, с грустью,

– Нет, вспомнить я ничего не вспомнил, но знаю точно, что эта вещь определенно связана со мной. Быть может она мне и принадлежала, но, увы, где, когда, к сожалению, не могу вспомнить. Значит, у меня есть родственники. Как ты сказал, их зовут?

– Отца твоего зовут доктор Карл фон Штаубе, а сестренку Луиза.

– Значит, у меня есть родственники? – переспросил у Игоря Герхард. – А меня тогда, как зовут?

– Твое имя Герхард. Герхард фон Штаубе, майор, офицер германской Армии.

– Выходит, я против вас воевал?

– Выходит.

– А если, эти сведения дойдут до особого отдела, меня они заберут?

– Непременно,

– Значит, получается это наша тайна?

– Да, прошу тебя, не верь никому и не говори о своем настоящем имени.

– Даже генералу Романову, но ему можно доверять. Он не раз меня спасал от особистов.

– Решай сам, если доверяешь, расскажи, но только больше никому. Понял?

– Хорошо, договорились.

– Кстати, твой отец умолял, что бы я им дал твой адрес.

– А ты?

– Конечно, не дал. Не выдержит, возьмёт и напишет тебе и все, пиши, пропало.

– Правильно ты сделал, не дав им адреса.

– Герхард, а дед Хо со своими травами и горящими иглами не может тебе помочь?

– Генерал Романов именно для этого и пригласил Хо. Пока еще говорит рановато.

– А может это и к лучшему, – продолжил Соколов, – представляешь, если ты узнал, кто ты на самом деле есть. Тогда никто не смог бы тебя защитить. Даже твой генерал.

– Возможно, сам Господь меня оберегает и не дает делать опрометчивых шагов.

– Вот, вот, и дальше так держись. Все, что ты здесь услышал, выходя из палаты, забудь, оставь здесь.

Герхард, ворочая клинок в