Мысль о таком вожде из Царского Дома была предметом моих двух докладов осенью того же 1921 года в Студенческом Обществе (во Владивостоке был Дальневосточный Государственный Университет, преобразованный из Восточного Института) и в Совете Несоциалистического Съезда, которому я предлагал заняться выработкой программы для дальнейшей деятельности в жизни в Приморье.

Докладывая Совету, что жить изо дня в день без цели и вех нельзя, а поставленные раньше – захват власти – достигнуты, я говорил, что надо избрать нам какой-нибудь, но определенный, путь для деятельности нашего Правительства. Плюсами могут быть, например, говорил я, два положения: на одном конце – японский формальный протекторат, на другом – свой самостоятельный Правитель из Великих Князей или Князей Крови. Между этими крайностями находится целый ряд возможных комбинаций, но нужно на чем-то остановиться определенном и стремиться к осуществлению принятого.

Об использовании Камчатки как главной, а без японцев – и единственно возможной, – базы для дальнейшего существования белых я докладывал Пленуму Приамурского Правительства…»[1223].

Планы эвакуации Земской Рати не в Китай и Корею, а на Камчатку составлялись и командованием Сибирской флотилии, и бывшими членами Приамурского Правительства. Согласно исследованиям А. А. Хисамутдинова, в соответствии с данными планами С. Д. Меркулов, специально посланный Г. К. Старком в Японию, докладывал, что надеется использовать свои связи во влиятельных японских кругах, чтобы обеспечить отход на Камчатку и помощь Японии новому Камчатскому государственному образованию. Это же подчеркивал и А. А. Пурин, который позднее вспоминал: «Адмирал Старк несколько раз беседовал со мною о севере, его возможностях и выяснил, что туда необходимо переправить для создания тыловой базы, которая могла бы питать освободительное движение. С цифрами в руках я доказывал огромные возможности севера, если хозяйство его поставить на должную высоту. Тогда же почтенный адмирал высказывал предположение, что туда необходимо перевести механические мастерские, приспособления для устройства дока, ледоколы, устроить склады продовольствия и прочее, а на прощание заявил: «Имейте в виду, что скоро вам придется разместить 30 000 человек». Мне было ясно, что армия и флот из Владивостока должны были прийти на север».

Существовало два эвакуационных плана: первый – зайти в Посьет, взять воинские части и отправиться в Петропавловск-Камчатский. Его недостатками были: ограниченность продовольствия, денег и навигации. Г. К. Старк писал: «Хотя этот план, при наличии нашего временного преобладания на море, при том, что в Петропавловске на Камчатке находился еще наш гарнизон и корабли и притом не раз доказанной изменчивости японской политики, не мог представляться окончательной нелепостью, но все же в него мало верилось. Этот план, помимо политической помощи, требовал больших денежных затрат, и непонятно было, откуда могли взяться люди, которые ссудили бы нас в такой короткий срок большими деньгами без видимого реального обеспечения». Согласно второму плану, следовало идти на юг и отдаться на милость китайцев. Генерал М. К. Дитерихс, отходивший с армией по суше, предлагал – прежде всего перевезти людей по морю в порт Гензан, а дальнейший путь избрать в зависимости от желания моряков. Этому плану и было отдано предпочтение…»[1224].

Таким образом, ни проекту Руднева, ни планам Старка не удалось осуществиться и они остались лишь в качестве показательных примеров политико-правовых предположений белой власти в последний период истории Белого движения в России.

Важно иметь в виду заинтересованность Японии в установлении выгодных для себя экономических и территориальных условий на Дальнем Востоке. Их план поддержки белой власти в Камчатской области мог получить одобрение если не официальной Японии, то хотя бы немалой части военной и политической элиты «страны Восходящего солнца». Условия вывода японских войск из Приморья регламентировались Чачуньской конференцией, но Камчатка под данные условия эвакуации формально не подпадала. Это давало определенную «свободу рук» японским военно-политическим структурам в отношении данного региона.

Показательна также и позиция Японии в отношении Северного Сахалина. В 1919–1920 гг. здесь действовала российская администрация, подчиненная Российскому правительству адмирала Колчака. Интересный факт: бывший губернатор Сахалинской области и Николаевска-на-Амуре района Д. Д. Григорьев (1910–1916 гг.) обратился к посланнику Российского правительства в Лондоне К. Д. Набокову с просьбой о своем «назначении на Дальневосточный пост». В своем письме от 5 февраля 1919 г. он, в частности, писал, что собрал достаточно большой объем информации об отношении Японии к России, о ее намерениях на Дальнем Востоке. Григорьев подчеркивал свои конституционные взгляды, отмечая, что его отставка в 1916 г. была связана именно с его обращениями в МВД о необходимости политических реформ.

После революционных событий 1917 г. Григорьев «не отказался от своих убеждений, считая красных такими же врагами России, как и «гнилую власть недалекого царя». Оказавшись в Лондоне, бывший сахалинский губернатор «предлагал свои услуги Колчаку и его Правительству», ссылаясь на свой «колоссальный опыт работы в Сахалинском регионе и огромное желание послужить России», которая «должна зажить хорошо и справедливо, сильной, конституционной»[1225].

Опыт Григорьева мог оказаться востребованным после 1920 г., когда он вместе с японским десантом, высадившимся на острове в конце апреля (по условиям т. н. ультиматума по поводу «инцидента в Николаевске-на-Амуре», о чем писалось ранее), активно выступал за создание на острове автономного государства под протекторатом Японии. Но японская администрация объявила Северный Сахалин фактически оккупированной территорией. В северной части острова вводилось японское военно-гражданское управление, российское законодательство было объявлено недействительным, и местные учреждения передали свои полномочия японской администрации. Местные населенные пункты получили японские наименования. Пребывание японских войск оказалась здесь самым длительным из всех на территориях бывшей Российской Империи, и только в мае 1925 г., по условиям Пекинского договора, Япония вывела их с острова, и был установлен статус Северного Сахалина как территории РСФСР.

Но если Охотско-Камчасткий край был в расчетах белой приморской власти территорией, где вполне могли бы осуществиться приспособленные для новых условий нормы дореволюционного законодательства, то Якутская область оставалась для Владивостока в значительной степени территорией «неизвестной» в политико-правовом отношении. Поэтому утверждать о том, какая именно модель власти здесь сложилась бы в случае успешного развития боевых действий отрядов генерала Пепеляева, – можно с большой долей условности.

«Схема» вхождения Якутии в «орбиту» политического влияния Временного Приамурского Правительства практически полностью повторяла ситуацию, сложившуюся до этого в отношении Охотско-Камчатского края. Так же как и в случае с Камчаткой, Владивосток первоначально установил контакты с представителями местного антибольшевистского движения. По воспоминаниям организатора Крестьянского Трудового Союза, члена Народного Собрания от группы «Демократический Союз» Г. П. Грачева, «весной 1922 г. из Якутской области во Владивосток приехали Петр Александрович Куликовский и якут Попов. Немногим близким людям они сказали, что являются представителями населения Якутии и что Съезд представителей восставшего населения против коммунистов уполномочил их закупить оружие и навербовать добровольцев, – военных руководителей отрядами партизан Якутской области. Чтобы создать легальные условия для выполнения своей миссии и рассчитывая на помощь бывшего в то время во Владивостоке Правительства Меркуловых, Куликовский предъявил свои полномочия председателю Правительства С. Д. Меркулову…».