Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М а л а х и й. Бросьте ваш Днепрострой. Вот здесь кричат, слышите, — изнасиловали двух старух, о гегемоны! Не поможет!
Т р е т и й. Поможет! Вот там начинаем мы нашу реформу всего украинского народа, и там, и тут, всюду, где только есть рабочая рука…
3
Подбежал р а б о ч и й, весь мокрый от пота:
— Готовы формы?
Рабочие напряглись:
— Готовы!
М о к р ы й р а б о ч и й. Выпускаем чугун!.. (Крикнул туда, где занималось зарево.) Готово!.. Даешь!..
По желобам и углублениям полилась огненная жидкость, осветила огненно-красным палящим светом весь литейный цех, полыхнула заревом, засветилась на лицах и в глазах у каждого. Все пришло в движение. Перескакивая через желоба, припадая к формам, повели за собой рабочие лопатами огненную лаву в формы. Несли в ковшах. Кричали на Малахия:
— С дороги, старик!
— Берегись там, эй!
— Станьте в сторону, эй, как вас!.. Малахий!..
— Да покажите ему, куда выйти, а то еще растопится.
А он в дыму и в зареве беспомощно метался между огненных рек, пока кто-то не вывел его к двери, сказав:
— Беда с такими реформаторами…
Придя в себя, он заглянул на огни, на дым, на зарево и сказал:
— У них свои, красные идеалы. Какая трагедия!
Закрыл глаза и ушел. Ему вслед гремела симфония труда.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
1
Беспокоилась мадам А п о л л и н а р и я, чтобы не накрыла как-нибудь ее учреждение милиция, особенно же по ночам волновалась:
— Смотри, Агафья, как наскочит милиция, говори: это мои внучки Оленька и Любочка, только что приехали… говеть, что ли.
А г а ф ь я (на все соглашалась). Ах, господи! Так и скажу, только бы вы мне подорожную в Иерусалим выхлопотали…
— Выхлопочу!
— Скоро ли?
— Подожди!
— Ведь уж месяц жду… (Шептала.) Ни денег, ни Иерусалима.
И точно назло Аполлинарии в эту ночь где-то неподалеку раздавались тревожные свистки.
2
Из какой-то каморки выскочил испуганный г о с т ь.
Г о с т ь. Свистят!.. Ах, мадам Аполлинария, сколько раз я вам советовал найти безопаснее квартиру, чтоб подальше, подальше от Советской власти… (Укоризненно, сердито взглянул на мадам Аполлинарию и побежал по ступенькам через черный ход. Забыл пристегнуть подтяжки.)
А п о л л и н а р и я (ему вслед, ломая руки). Ах, знаю, что мука, но что ж поделаешь, — мы теперь нелегальные!
3
Из той же каморки вышла Л ю б у н я.
Л ю б у н я. Скучно. Пускай играют.
А п о л л и н а р и я. Не нужно, Миррочка! Слышишь — свистки?
Л ю б у н я. Убегу!
А п о л л и н а р и я (музыкантам). Ну играйте! Только умоляю, пиано, пиано…
Л ю б у н я (подошла к Агафье). А что, если папенька дома?
А г а ф ь я. Это бог один святой знает…
Л ю б у н я. Я об этом думала, и весь мир вдруг для меня почернел. А что, если папенька дома, а я тут… (Музыкантам.) Громче!
4
Вошли по лестнице, шатаясь, д в е д е в у ш к и с г о с т я м и и М а т и л ь д а.
— Вот… пришли.
П е р в а я. Котики, вы не пожалеете.
Г о с т ь. «Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым…»
В т о р а я. Браво!
Г о с т ь. «Увяданья золотом охвачен…»
А п о л л и н а р и я (девушкам). Пришли, мои девочки… А Оля где же?
М а т и л ь д а. Вина, а тогда про Олю…
В т о р а я (гостю). Можно грушу?
Г о с т ь. Пожалуйста… «Я не буду больше молодым…» Чего душенька ваша хочет, то и берите!..
Д е в у ш к и. Ах, какой добренький.
Г о с т ь (испугавшись своей доброты). Но с условием…
Д е в у ш к и. С каким?
Г о с т ь. На выбор дается полминуты. (Вынул часы.) Полминуты все что угодно. Полминуты! Раз, два!
Д е в у ш к и. Шоколада! Вина! Пирожных!
Г о с т ь. Какого шоколада? Какого вина?
П е р в а я д е в у ш к а. Красного, сладкого! Нет, белого!
Г о с т ь. Скажите, какого же?
В т о р а я д е в у ш к а. Конфет! Рахат-лукуму!
Г о с т ь. Что вам больше по вкусу?
В т о р а я д е в у ш к а. Конфеты.
Г о с т ь. Сто грамм? Двести грамм? Триста грамм? Полминуты прошло.
П е р в а я д е в у ш к а. Так скоро?
Г о с т ь. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»
П е р в а я д е в у ш к а. Я же хотела шоколаду…
Г о с т ь. «Точно я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне…» Нет, довольно! (Сел на стол.)
В т о р а я д е в у ш к а. Погодите же! Мы вам тоже скажем: что угодно, только в полминуты… Ха-ха-ха! Объявляю! Полминуты.
А п о л л и н а р и я. Ах, Муся, Муся! Разве так можно шутить? Гости и правда подумают — полминуточки…
Разлила вино в рюмки. Гости принялись угощать девушек.
А г а ф ь я (Любуне). Вот если бы тебе, дочка, папеньку найти, а мне дорогу. Может, голубка, ты знала Вакулиху?
— Не знаю. Не из ваших краев я, бабушка.
— Я и забыла, что ты из степи… Когда ж одна Вакулиха на всю околицу в Иерусалиме побывала…
— Болит, бабушка, сердце, умру я, верно…
— А она-то как хорошо померла — Вакулиха! Пришла из Иерусалима и на третий день померла…
Д е в у ш к и (вскочили из-за стола). Мадам Аполлинария!
— Мамочка! Гости просят потанцевать. Можно?
А п о л л и н а р и я. Только умоляю вас, девочки, пиано. Пианиссимо!
Музыка заиграла фокстрот. Мелькнули тени по стенам, по потолку — гости и девушки пошли танцевать.
Л ю б у н я. Вот играют, танцуют, а мне чего-то мельницы представляются, что на краю нашего местечка. А что, если папенька к мельницам уже подходят, а я здесь?
А г а ф ь я. Будто заснула! Лицо такое светлое и белое, ей-богу, не вру. А в гроб ей пахучих стружек, что от гроба господнего принесла, наложили и кипарисовый крестик… Дай боже тебе, дочка, мне, и всякому так умереть, как умерла Вакулиха.
Л ю б у н я ушла в каморку, Агафья договаривала свое.
Прошение, что ли, написать? Товарищи, так, мол, и так, Вакулиха померла, хочу и я также. А то не поверите, товарищи, даже снится уже. Иду, будто плыву по воздуху над морем теплым, и тропочка в красных цветах, а где-то за морем сиянье до неба, как вот заря в летнюю пору бывает… А знаете, товарищи, как не удается в Иерусалим, так я уже… (Задремала.)
5
О л я привела М а л а х и я. Еще с порога крикнула:
— И я с гостем, да еще с каким!..
Девушки и гости приветствовали Олю аплодисментами, криками «ура». Музыка грянула туш.
М а л а х и й (остановившись на лестнице). Только вот где признали! (Величественно поклонился.) Приветствуем наших верноподданных!..
А п о л л и н а р и я (Оле). Это, кажется, Миррин, Любочкин…
О л я. Отец.
А п о л л и н а р и я. Зачем, Оля? Чтобы растревожить бедное дитя? К чему драмы?
О л я. Где она?
А п о л л и н а р и я. Шш. У нее голова заболела. Спит.
О л я (заглянула в каморку). Мирра, ты спишь? Спит! (Подошла к Малахию.) Что дороже, нарком, — отец или сон?
М а л а х и й. Сон, если он после работы.
О л я (криво усмехнулась). Да, после работы. Простите, я пойду переоденусь, а то вся вымокла. (Всем.) Дождь на дворе.
6
С разгона вошел еще г о с т ь:
— Здорово, контрреволюция!
А п о л л и н а р и я (обрадовалась и в то же