пока Императоры были язычниками, их [Римских Пап] притязания соответствовали их положению и не могли быть высокими; они не были такими безрассудными, чтобы претендовать на какую-либо мирскую власть, и жалкие гроши духовного превосходства удовлетворяли их».

Далее: «Положение самой первоначальной Церкви не вполне допускало такую всеобщую церковную власть. Ибо Церковь состояла из небольших частей, расположенных в очень отдаленных друг от друга местах, и поэтому не годных для того, чтобы быть смоделированными в одно упорядоченное общество, или чтобы управляться одним руководителем, особенно учитывая их положение в условиях гонений и нищеты. Каким удобным средством для руководства или правосудия могли бы воспользоваться несколько несчастных христиан, бедствующих в Египте, Эфиопии, Парфянском царстве, Индии, Месопотамии, Сирии, Армении, Каппадокии и других частях Римской Империи!».

Далее: «Если ни один признанный христианами довод не взывает у язычников такого чувства обиды и зависти к нашей религии, как этот, об установлении власти столь обширной и огромной, если нет ничего более удивительного или поразительного, чем создание универсальной империи над совестью и религиозными обычаями людей, если также это учение не могло бы быть столь заметным и ярким в обычной практике, то удивительно было бы, если все язычники не должны были бы громко протестовать против него», то есть, он предполагает, что Папская власть действительно тогда уже была в действии.

И далее: «Удивительнее же всего, что в спорах, которые вели Отцы против еретиков, гностиков, валентиниан и подобных, они не должны были в первую очередь утверждать и настаивать на приговоре Вселенского пастыря и судьи, как на самом очевидном и убедительном аргументе, и не использовали этот самый действенный и компендиентный способ убеждения и заглушения еретиков».

Еще: «Даже сами Папы меняли свои притязания и стиль, согласно различным обстоятельствам своего времени и разнообразию своих настроений, замыслов, интересов. Во времена процветания и по факту преимущества, когда можно было безопасно это сделать, любой Римский Папа говорил свысока и брал на себя многое; но когда они были слабыми или боялись мощного противоречия, даже самоуверенные Римские Папы говорили покорно или умеренно» [26].

В целом, если предположить, что папская власть была божественно дарована, но сначала находилась в состоянии дремоты, то нельзя было бы проследить историю более вероятную, более подходящую для этой гипотезы, чем действительный ход дискуссий, которые век за веком происходили вокруг Папского Верховенства.

7

Кто-то скажет, что все это теория. Несомненно, это так: это — теория, объясняющая факты так, как они следуют в истории, чтобы принять во внимание некую суть, говорящую нам о Папском авторитете в ранние времена, и не более; теория, согласовывающая то, что об этом записано, а что нет, и что является главным моментом; теория, связывающая слова и акты Доникейской Церкви с априорной вероятностью монархического принципа в Божественном Плане и той фактической его иллюстрацией в четвертом веке, которая формирует их предполагаемую интерпретацию. Все зависит от силы этого предположения. Если предположить, что были и иные веские основания для высказывания, что Папское Верховенство — часть Христианства, то нет ничего в ранней истории Церкви, что бы противоречило этому.

8

Следует спросить, в чем заключается эта презумпция? Она состоит, как я уже говорил, их двух частей, априорной вероятности Папства и фактической структуры Постникейской Церкви. Первая из этих причин, несомненно, имела основание в предшествующем. Именно абсолютная необходимость монархической власти в Церкви является нашим основанием для ожидания ее появления там. Политический орган не может существовать без правительства, и чем больше этот орган, тем более централизованным должно быть правительство. Если весь христианский мир должен образовать Царство, то ему необходим один глава; таков опыт, как минимум, восемнадцати сотен лет. По мере того, как Церковь обретала форму, укреплялась власть Римского Папы; и повсюду, где Римский Папа не был признан, следствием стали распад и разделение. Мы не знаем никакого другого пути сохранения Sacramentum Unitatis[122], кроме создания центра единства. Несториане имеют своего «Католикоса», лютеране Пруссии имеют своего общего управляющего; даже обособленные Церкви имеют руководителя в своих Миссиях. Англиканская Церковь наглядно представляет эту доктрину. По мере того как открывались ее перспективы и расширялось ее общение, Престол Епископа Кентерберийского стал естественным центром ее деятельности. В настоящее время она имеет юрисдикцию в Средиземноморье, в Иерусалиме, на Индостане, в Северной и Южной Америке. Она была органом коммуникации, когда Премьер-министр принуждал Церковь к перераспределению ее имущества, или когда протестантский Монарх за границей вводил ее в дружеские отношения со своим собственным вероисповеданием. Туда поднимались глаза во времена затруднений; туда направлялись обращения и посылались делегации. Оттуда исходят законные решения или декларации в Парламенте, или письма, или частное посредничество, которое формирует судьбу Церкви и является движущей силой в пределах ее отдельных епархий. Так и должно быть; никакая Церковь не может обходиться без своего папы. Мы видим перед собой процесс централизации, благодаря которому Престол Святого Петра стал верховным главой христианского мира.

Если такое произошло по воле случая, неправдоподобно, чтобы мы могли бы сказать благоговейно, что Бесконечная Мудрость, которая видит конец с самого начала, в установлении возвышения всеобщей Империи не должна была бы устанавливать развитие монархического правителя.

Более того, все это должно рассматриваться в свете общей вероятности, как я настаивал выше, что доктрина не может не развиваться с течением времени, когда появляется в этом необходимость, и что это развитие — часть Божественного Плана, и поэтому является законным или, скорее, необходимым интерпретировать слова и дела более ранней Церкви определенным учением более поздней.

9

С другой стороны, как аналог этих ожиданий, мы встречаем определенные заявления в Священном Писании, более или менее непонятные и нуждающиеся в комментариях, и утвержденные Папским Престолом как выполняющиеся сами собой. Таковы слова: «Ты — Петр [камень], и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее, и я дам тебе ключи Царства Небесного»[123]. И еще: «Паси агнцев Моих»[124]. И «сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих»[125]. Также есть и различные другие указания о Божественном замысле относительно Святого Петра, слишком слабые сами по себе, чтобы рассматриваться отдельно, но не без подтверждающей силы; как, например, его новое имя, его хождение по воде, его чудесный улов рыбы в двух случаях, проповедь Христа вне лодки, и Его явление первому именно Петру после Его воскресенья.

Кроме того, следует отметить, что подобное обещание было дано Патриархом Иаковом Иуде: