видеть в подобном поведении Сергея Павловича целесообразность! На старте, в момент подготовки, ничто не должно отвлекать испытателей. А если тут появится женщина, да к тому же очень обаятельная. Нет, по-моему, Сергей Павлович был прав. А вообще-то не бывает правила без исключения. К примеру, присутствие на старте во время запуска Ирины Осокиной — превосходного специалиста, мастера электроиспытаний ракеты-носителя — считалось само собой разумеющимся.

Вот такой разговор состоялся с журналистами. И все же: водится суеверие за испытателями иль не водится? Однозначно ответить трудновато. Но попробую.

Готовился запуск «Луны-9». За несколько часов до объявления начальной готовности, памятуя о том, что сразу после запуска надо лететь в Центр и там сходу включаться в дела, хотя «срок» еще «не подошел», сходил в баньку, попарился, надел белую рубашку с галстуком. Коля Князев, обожающий подначку, не преминул поддеть:

— Что «грехи» с себя смыл? На случай, если честить будут?

Как пошла «Луна-9» — известно. И эпизод тот запомнился. С тех пор банька накануне пуска вошла в традицию, даже если сразу не надо было улетать.

А вот еще пример. За центральным пультом нам положено было работать втроем: оператору Филипенко, контролеру Калинову и мне. Сидели мы всегда таким образом: оператор в центре, Калинов справа от него, я слева. Каждый подобрал себе вращающееся, обитое черной кожей, операторское кресло, отрегулировал под свой рост. А чтобы быстрее можно было найти после уборки бункера персональное кресло, на оборотной стороне сиденья надписали свои инициалы.

Как-то перед очередным пуском Калинов занимает свое место и чувствует: что-то не то. Переворачивает кресло — так и есть: не его! И хотя времени до включения борта остается совсем немного, и можно быстро подогнать сиденье, втроем бросаемся на поиски Володиного кресла. Одного за другим поднимаем операторов, каждый, понятно, ворчит, но поднимается споро. Убеждаемся: в центральной пультовой нашего кресла нет. Мчимся к соседям — телеметристам. Вот оно! Наше, «фирменное»! Успеваем тик в тик.

Коля Князев и этот момент не упустил:

— Ну и суеверия в вас! А еще космосом занимаетесь. Давно замечал: и сидите-то вы всегда одинаково, местами поменяться боитесь.

Тут Коля был не прав. Просто сидеть так нам было удобнее. Перед оператором лежала инструкция, напоминающая большой толстый семейный альбом, только, вместо фотографий — текст на одной стороне листа. Калинов контролировал прежде всего правильность работы по инструкции, и ему было легче читать, сидя справа. Я же неотрывно глядел на приборы пульта, и мне удобнее было находиться слева от оператора. Что касается кресла, то, располагаясь в обжитом, своем, чувствуешь себя привычнее, увереннее, особенно в моменты наивысшего напряжения. Так что, как видите, трудно провести грань, где кончается суеверность и начинается целесообразность.

А вообще-то, положа руку на сердце, сознаюсь: все мы, наверное, немного больны техническим анимизмом — в каждой машине нам мерещится своя, живая душа.

* * *

Известно, как ответил Суворов придворным завистникам, которые, принижая полководческий гений фельдмаршала, говорили, что ему в сражениях просто необыкновенно везет: «Раз — везение, два — везение, помилуй бог, когда-нибудь нужно и умение».

Считалось, что Бабакину необыкновенно везло. Автоматические аппараты, созданные под его руководством, как правило, летали хорошо.

— В рубашке родился ваш Главный, — не раз с затаенной завистью говорили нам смежники.

Сам Георгий Николаевич говорил про себя: «Я — везучий». И когда случались неудачи, он ободрял нас: «Ничего, ребята! Прорвемся. Мы — везучие».

…Декабрьская ночь. Космодром. Громадный ракетный «поезд» с «Луной-13» замер в ожидании рассвета. Завтра вывоз на старт. И вдруг разразился ураган. Разъярившийся ветер бросал мелкие колючие снежинки, гнал песок с такой силой, что казалось работает гигантская пескоструйка невиданной мощи. Из гостиницы невозможно выйти — валит с ног. Старожилы говорят: ветер такой будет не один день.

Установить в стартовое устройство и пустить ракету в подобных условиях по всем законам невозможно.

Заседает Государственная комиссия, вопрос один: что делать? Георгий Николаевич твердо говорит: «Всем находиться в боевой готовности. Должны пробиться».

Но надо предусмотреть все. Он потихоньку отзывает в сторону своего заместителя по испытаниям: «Дима, готовь на всякий случай с ребятами ТЗ на демонтаж „поезда“ и перенос пуска на месяц. Но смотри, чтоб ни одна душа не знала!»

Выполняя поручение Полукарова, заперлись с Колей Князевым в техархиве, составляем техническое задание, слушаем, как завывает ураганный ветер, и чертыхаемся: «Надо же — не повезло! Готовили-готовили машину, а теперь все начинай сначала».

И вдруг, ветер затих. Выглянуло, засияло солнце. Ракета на старте. Генеральные испытания. Пуск! Мчимся на аэродром. Стоят под парами самолеты. Взлетели. Берем курс на Центр дальней космической связи. Но что это? Внизу не видно ни зги. Бешеный ветер.

Он дул ровно неделю.

«Опять повезло вашему Главному», — сказали нам смежники.

«Повезло!», — согласились мы.

* * *

Любая профессия, в том числе и профессия испытателя, накладывает на человека свой особый отпечаток.

Один лишь штрих. Как принято у нас, на любой вопрос по поводу подготовки машины ты обязан отвечать коротко и однозначно: «Да». — «Нет». — «Не знаю». Техника никогда не прощает малейшей неясности, неоднозначности. Поэтому такие слова, как «по-моему», «допускаю», «предполагаю», «может быть», никого не удовлетворяют и способны вызвать лишь раздражение. Но подобное, естественное в среде испытателей, с годами ставшее неотъемлемой чертой испытателя, жизненное правило производит, как замечал, в другом, более изысканном что ли, обществе не очень выгодное впечатление. И там, где в тонких, достойных беседах, подчеркивая сложность жизни (взглядов, мироощущения…) избегают, что называется, ставить точки над «и», ты со своими: «да», «нет», «не знаю», можешь легко прослыть ограниченным человеком.

* * *

Надежность. Нет ничего важнее и сложнее ее. Все труды напрасны, если умная, благородная, утонченная машина неживуча и нестойка? Ох, как нелегка жизнь «Марсов» на Земле! Сквозь аэродинамические трубы, огонь ракетных двигателей, катапульты, высотные сбросы пройдут наши «Марсы». Более тридцати (!) машин разных модификаций создано и испытано на Земле. Программа экспериментальной отработки на нашей фирме не знала ничего подобного.

И вот здесь, при ее завершении, небольшой отряд наших товарищей поджидало самое трудное испытание.

В сборочном цехе — спускаемые аппараты: крепкие, ладно скроенные, ярко-оранжевые. Но не они пойдут к Марсу, их судьба земная: пройти испытания в небе Земли, проложить дорогу другим.

Поздней осенью группа испытателей с первыми аппаратами прибыла на самолетно-вертолетную «бросковую» базу.

Руководитель группы испытателей Вадим Алексеевич Поморов, высокого роста, с благородной сединой, тихим голосом и мягкими манерами, с первого взгляда как будто не очень вписывался в коллектив испытателей — людей порывистых,