– Да вы шутите, унтер-офицер Ланг!

Но Ланг лишь невозмутимо покачал головой. Рассказывал он самозабвенно, находя удовольствие в каждом слове и наслаждаясь реакцией слушателей. Впрочем, слушатель у него сейчас был лишь один, все прочие давно слышали эту историю.

– Известнейший случай. Даже описан в некоторых учебниках по юриспруденции.

– Он просто так взял и застрелил человека на званом обеде? У бургомистра? За столом?

– Так же запросто, как открыл бутылку шипучки. И не просто человека, а преданного слугу Отчизны с блестящим военным прошлым, который в настоящем пользовался расположением бургомистра да и многих других известных людей. И сделал это прямо за столом, не выпустив из другой руки салфетки. Эффект можете себе представить. Мозги несчастного ротмистра разлетелись по всему столу, украсив собой изысканно сервированные блюда. Дамы визжат, офицеры вскакивают, кто-то кричит, бургомистр в обмороке… Тоттмейстера, конечно, тащат в каталажку, чему он даже не сопротивляется. Позволяет забрать оружие и вообще даже за решеткой выглядит вполне довольным судьбой. Этому никто не придал значения – известно, тоттмейстеры все немного безумны…

– Его судили?

– Да. Именно на суде и развернулось все самое интересное. Ему уже прочили петлю, и понятно. Даже Орден не спешил за него заступаться. Тоттмейстеры стоят друг за друга, но, согласитесь, в таком деле вставать на защиту нет резона. Будто и без этого мало мазали Орден Тоттмейстеров дегтем… Но тот тоттмейстер вызвался сам вести свою защиту, чем вызвал снисходительные улыбки мэтров юриспруденции. И первое же заседание суда превратилось в фарс. Тоттмейстер в своей защитной речи сообщил уважаемым судьям и большому количеству присутствующих зрителей, что ровным счетом никого не убивал, а человеческая жизнь для него, слуги Госпожи, свята и неприкосновенна. Конечно, подобная наглость со стороны магильера вызвала море возмущения. Плевки, крики, угрозы… «Вы собственноручно застрелили господина ротмистра, – заявил ему судья, – и тому есть почти сотня свидетелей!» На что тоттмейстер ответил, что это не более чем недоразумение, суть которого он охотно пояснит присутствующим. И попросил незамедлительно провести хирургическое вскрытие тела ротмистра. К счастью, оно еще лежало на леднике, никем не потревоженное. На следующий день потрясенный фельдшер, бледный как полотно, доложил суду о своем необычном открытии. В груди покойного ротмистра, почти обезглавленного пулей, обнаружилась дыра. Пулевое отверстие, и не рубец, а самая настоящая рана, нанесенная, судя по внешним признакам, не более чем несколько часов назад. Вскрыв покойника, фельдшер нашел ее причину – французскую пулю в грудной клетке. К тому же не современную, а строго образца.

Крамер изумленно выдохнул:

– Постойте, уж не собираетесь ли вы сказать…

Довольно щурившийся Ланг кивнул:

– Вы прозорливы, лейтенант. Именно так все и было. Ротмистр пал еще под Седаном, получив от лягушатников пулю в грудь. Точно в сердце. Так что к моменту описанных событий он был мертв уже года три, мертв совершенно однозначно и, как выражаются у юристов, безапелляционно.

– Но при этом взялся шутить с тоттмейстером? Быть не может! Он, верно, сошел с ума.

– О, тут все не так просто. Дело в том, что между тоттмейстером и ротмистром во времена, когда они были сослуживцами, состоялся уговор. Ротмистр оплачивал карточные счета тоттмейстера, которых у того скопилось излишне много, как для дорожащего своей репутацией офицера. А тот, в свою очередь, обязался поднять тело ротмистра, если тот вдруг скоропостижно скончается на поле боя. Видимо, ротмистр был атеистом и не очень дорожил своей душой, предпочитая подольше не покидать собственного тела. Неожиданное здравомыслие для тех времен. И тоттмейстер выполнил свою часть уговора. Даже в большем объеме, чем требовалось, – заставил покойника забыть о собственной смерти и не замечать следа от пули.

Крамер немного растерялся:

– Но… Только ли в пуле дело? А… простите, запах? А принятие пищи?

– О, это ерундовый фокус даже для посредственного магильера прошлого века. С душой, которая находится в вашей власти, можно провернуть и не такую штуку… Так и жил на свете мертвый ротмистр, не подозревая, что давно мертв. Бывал на приемах, пользовался расположением многих известных особ и был вхож в лучшие дома Вюрцбурга. Вкушал, так сказать, прелести жизни, даже не зная, что место ему на кладбище. А если бы знал, может, был бы помягче с тоттмейстерами…

– А суд?..

– Суд, как вы понимаете, оказался бессилен перед фактом. Ipso facto[15], так сказать. Ротмистр был заранее мертв, а значит, выстрел, расплескавший его мозги по столу и присутствующим, не мог считаться убийством. В соответствии с Уголовным уложением от семидесятого года мертвецы есть не более чем собственность, за чью судьбу и поступки несет ответственность воскресившее их лицо. То есть тоттмейстер. Выстрелив в ротмистра, он всего лишь уничтожил принадлежащее ему имущество. Самым безобразным и отвратительным образом, конечно, но все же он был в своем праве. Вот вам и юридический казус. Но самое забавное началось после того, как суду пришлось тоттмейстера оправдать. Вспомнили про все бумаги и депеши, которые подписывал ротмистр. Ведь выходило, что руку к ним приложил мертвец, а значит, они не имеют надлежащей силы! Залихорадило всех тех, кто подавал ротмистру в прошлом руку, привечал в своем доме и благожелательно к нему относился. Всех, включая бургомистра, который слег с нервной болезнью и с тех пор немного тронулся умом. В общем, шумиха поднялась небывалая. Так одна выходка тоттмейстера создала много паники, а также подпортила и без того не блестящую репутацию Ордена, но зато и обогатила юридическую науку.

– А что случилось с тем тоттмейстером? – с интересом спросил Крамер.

– Не помню точно, – Ланг пожал плечами. – Кажется, Орден поторопился убрать его с глаз долой и отослал куда-то в глухомань на восточную границу, где он быстро спился и умер от почечного недуга.

– Это… ужасно, – сказал Крамер осторожно. – Я имею в виду даже не сам факт убийства, а точку зрения закона… Мне дико слышать, что мыслящий человек может считаться имуществом. Это куда хуже работорговли.

Бывший помощник нотариуса развалился на стуле и стал придирчиво изучать носки стоптанных сапог.

– Тоттмейстеры куда гуманнее. В конце концов, они никого не убивают. Лишь… подбирают то, что плохо лежит. Договариваются с Госпожой о, скажем так, долгосрочной аренде.

– Но вам фактически отказано в праве именоваться людьми! Разве это вас не оскорбляет?

– Наверное, оскорбляло бы, будь я человеком. – Ланг проверил на прочность подошву и, судя по выражению лица, остался недоволен. – Проклятый Брюннер опять всунул мне рухлядь… А? Нет, господин лейтенант, нас это не сильно коробит. Ведь мы мертвы, помните об этом? Мы вещи на балансе Чумного Легиона. У него много вещей. Время от времени он избавляется от одних и приобретает новые. Вполне закономерный процесс.