Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что… – К Лангу первому вернулся голос, он подрагивающей рукой достал револьвер. – О чем он говорил?
– Не знаю, – сказал Дирк, – но нам надо добраться до своих взводов, это он имел в виду совершенно точно.
Он вдруг опять услышал шаги по лестнице. Крейцер все еще спускался вниз. Только теперь шаги его не отдавались звоном подкованных подошв. Наоборот, казались медленными и хлюпающими. Как если бы его сапоги были затянуты очень толстым слоем грязи. Потом Дирк почувствовал и запах.
Удушающе тяжелый трупный дух, зловонно сладкий, запах некроза, смерти и разложения. Такой сильный, словно он заглянул в распахнутую могилу, внутри которой лежали десятки тел. Крамер закашлялся, прильнув спиной к стене. Шаги становились все ближе. И эти хлюпающие звуки, неравномерные и медленные, аккомпанировали смраду тронутой гнилью плоти, который воцарился внутри блиндажа. Что-то шлепало по лестнице, медленно спускаясь. Иногда эти звуки перемежались чем-то вроде негромкого скрежета и ворчания.
То, что спускалось вниз, не было человеком.
Дирк снял с предохранителя «Марс». Кажется, времени оставалось совсем немного.
«Скверно, скверно, скверно, – застучал в голове злой молоточек, – ведь мог же раньше… Ведь мог догадаться…»
Додумать он не успел. Потому что существо, бредущее по лестнице, наконец спустилось. И мысли пропали сами собой.
Еще одна характерная черта тацуцианской ереси – это убеждение ее апологетов в том, что покойники, которых они отправили в землю, не существуют в обособленном мире в виде бестелесных оболочек, а продолжают там, под землей, бесконечные сражения друг с другом, те, которые они не закончили при жизни. Именно в этом аспекте последователи тацуцианства трактовали нередкие в Средиземноморье землетрясения, неурожайные года, а также многие другие явления, включая засухи и наводнения. Некоторые ученые полагают, что именно с этим связана известная среди сицилийских крестьян традиция закапывать весной в огороде наконечник стрелы – таким образом потомки снабжают своих предков оружием для вечно кипящей под землей битвы.
Немецкая форма – первое, что заметил Дирк. Существо, которое спустилось в блиндаж, было одето в немецкую форму. Обтрепанную, висящую лохмотьями, но все-таки форму. Почему-то именно это показалось ему наиболее жутким. Намек на то, что это существо, глядящее на них двумя развороченными гнойными ранами вместо глаз, когда-то было человеком. Или могло им быть. В некоторых местах форма лопнула – тело набухло так, что ветхая ткань не выдержала. Больше всего надулся живот, став большим, как пивная бочка. Или огромный барабан, обтянутый слизистой черно-серой кожей, вот-вот готовой треснуть и выпустить наружу содержимое. Дирка замутило, когда он взглянул в то, что служило отвратительному существу лицом. Лица не было, был лишь ком плоти, бесформенный, как кочан тухлой капусты, на котором выделялись перекошенные челюсти и удивительно белые ровные зубы. Казалось, что мертвец ухмылялся – его предсмертная гримаса в сочетании со сморщенным лицом, готовым, казалось, сползти с черепа при первом же прикосновении, была похожа на жуткую, выворачивающую душу наизнанку улыбку. Так улыбаются те, кто побывал в самом аду.
И вернулся обратно.
– Целься в голову! – услышал Дирк собственный голос, хотя не помнил, чтобы пытался заговорить. – Огонь!
Захлопали пистолеты. В замкнутом пространстве блиндажа каждый выстрел оглушал, и острый горячий запах сгоревшего пороха забивал носоглотку.
Дирк видел, как кожа на груди у мертвеца бесшумно лопнула и вдруг распахнулась, словно рубаха, обнажив кривые серые кости и клочья мяса, которые они уже не удерживали. Одна из пуль ударила в подбородок, отколов целый кусок, и тот повис, раскручиваясь, на жгутах гнилой кожи и лоскутах мышц. С такого расстояния невозможно промахнуться, каждая пуля попадала в цель.
Стоящая на двух ногах куча мертвого мяса даже не вздрагивала при этом, только беспокойно водила перекошенной головой, отчего зубы терлись друг о друга. Сразу две пули ударили прямо в лицо – и зубы веером прыснули в разные стороны, застучав по полу, как шарики порванных бус. Еще одна ударила в правую часть лба, но не пробила ее, свернув в сторону кусок кости, из-под которого поползло что-то грязно-серое и густое.
Мертвая тварь не могла испытывать боли, пули вязли в ее туше, не причиняя никаких неудобств. Одна раздробленная рука уже безвольно повисла – уже не рука, а рваная серая ткань, размозженные кости и то, что осталось от мышц. Но вторая была еще цела. Чудовищной силы удар отшвырнул Ланга легко, как набитое соломой чучело, лишь затрещал сломанный стол, в который врезался «Висельник». Смотреть, что с ним, не было времени. «Марс» плюнул огнем в последний раз, разворотив глазницу явившегося в блиндаж мертвеца и оставив там отверстие размером с кулак. Разлагающаяся плоть была слишком мягка, чтобы задержать пулю. То же самое, что тыкать столовым ножом перезревшую лопающуюся дыню с обнаженной мякотью. Выстрелив в шестой раз, «Марс» замолчал. Спусковой крючок под пальцем из языка дракона стал просто изогнутым куском металла.
Мертвец заворчал и ударил еще раз. Дирк оттолкнул Крамера в сторону, тот не удержался на ногах и растянулся на полу, вскрикнув от неожиданности. Ружье бы… Дирк стиснул зубы, отступая перед следующим ударом огромного гнилого кулака с выступающими изломанными костяшками. Почему он не взял ружье?..
«Потому, – ответил внутренний голос, – потому, что никто не берет ружье, когда до противника десять километров и между вами стоит целый полк…»
Йонер отшвырнул в сторону свой «парабеллум» и вытащил из-за голенища широкий длинный нож. И сделал ловкое движение вперед, гибкое, как у танцора. Недостаточно быстрое. Мертвец коротко ударил его в плечо, и «Висельник» вздрогнул, едва не свалившись от этого тычка. В гниющем теле было заключено не меньше силы, чем в танке.
– Пусто! – крикнул откуда-то сзади Ланг. – Держите эту тварь!
Дирк схватил брошенный Крамером стул и, размахнувшись, обрушил его на пришельца. Крепкое дерево разлетелось в щепки, заставив того лишь утробно заворчать. Крамер, проворно подскочив сбоку, одним коротким и быстрым движением всадил в развороченную голову, висевшую на плечах мертвеца мятой раздавленной грушей, свой собственный нож. Тоже без всякого толку – мертвец заскрежетал свернутыми челюстями и продолжил натиск. Он двигался не очень быстро, но не собирался останавливаться. И Дирк не хотел думать о том, что будет, когда он прижмет «Висельников» к стенке. Проскочить мимо него нечего было и думать.
– Задержи его… – прохрипел Йонер, не поворачивая головы, – отвлеки на три секунды!
Очередной удар мертвеца врезался в стену в каких-нибудь десяти сантиметрах от головы Дирка. В лицо брызнуло чем-то теплым и жидким. Там, где служившее мертвецу кулаком месиво из костей коснулось стены, осталась большая бесформенная дыра. Попади такой удар в цель, мейстеру придется подбирать новую кандидатуру в командиры второго взвода…