– Но леди Николь я не видела.

– Мама всегда была светлой. Она умела прощать, забывать, отпускать. Думаю, она ушла сразу. Надеюсь. А он… умел быть резким, – голос Анри звучал глухо, – жестким и даже жестоким порой, но это никогда не касалось меня. И тем более матери.

– Они любили друг друга?

– Настолько, что о них даже при дворе ходили слухи. Это непристойно – быть настолько увлеченным собственным мужем, – Анри усмехнулся. – И еще более непристойно смотреть на жену, словно она твоя единственная любовь. Мне едва исполнилось пять, когда я это услышал. В замке давали бал, и меня, как полагается, отправили спать, но спать мне было неинтересно. Дождавшись, пока няня заснет сама, я выбрался из комнаты и отправился навстречу приключениям. В одном из коридоров и услышал такое. Мадам, которая это сказала, до сих пор меняет любовников как перчатки. Поток желающих скрасить суровые будни не иссякает, поскольку она щедра на подарки.

– А вы злопамятны, – фыркнула я.

Наверное, лет через десять то же самое будут говорить о графине Уитмор.

Гм… Чего это я? Сдалась мне эта графиня!

– Ты даже не представляешь, насколько.

Я улыбнулась раньше, чем поняла, что мне ответили моими же словами. И это было странно, неправильно, опасно! Чего он добивается?

Украдкой взглянула на Анри, но муж смотрел на дорогу. И улыбался: небо, как светло он улыбался! Не знай я о его силе, решила бы, что солнце приняло человеческий облик и решило прогуляться по миру. Меня затопило странной приглушенной тоской и радостью – сродни той, которую испытывала, когда вспоминала о ярмарке, карамельных яблоках и леденцах. О море и улыбке матушки, которая просила не замочить платье: еще не указывала, понижая голос до холода полюсов, именно просила. А яблоки и леденцы нельзя было есть при всех, потому что я – юная леди, поэтому не могла дождаться минуты, когда мне принесут их на расписном блюдце с птицами и цветами. Как же сладко они пахли тогда!

– Их называли самой красивой парой и вечными молодоженами.

Я дернулась, понимая, что снова поймала его.

– О них не оставили даже воспоминаний. Две жизни – разом и в пепел.

Стало холодно, но не от моей тьмы. От его.

– Не все. – Слова вырвались прежде, чем я успела их остановить. – Вы вполне себе живы и пеплом рассыпаться не собираетесь. К тому же…

Сейчас мной сам Верховный управлял, не иначе, а еще вселилась парочка его подручных, чтобы наверняка. Анри нахмурился, я же запустила руку в карман амазонки и протянула ему медальон.

– Вот. Нашла случайно.

Я видела мужа разным, и вряд ли могла сказать, когда именно он был настоящим, да и был ли вообще. Но то, что сейчас на миг мелькнуло в его глазах – какая-то детская растерянность, подделать нельзя. И даже упавшая поверх заслонка небрежного недоверия, свойственного ему куда больше, уже не могла этого отменить. Я не убрала руку, когда его пальцы коснулись моих. Не отдернула, когда он сжал мою ладонь перед тем, как забрать медальон. Просто смотрела в глаза – непростительно долго, а сердце в эти мгновения, кажется, даже не билось.

– Спасибо.

Обволакивающий искренностью голос, как теплое море, играющее на поверхности бликами. Манящее глубиной, в которой не разглядеть ничего, пока не уйдешь на дно с головой.

– Пожалуйста, – буркнула я, уже понимая, что натворила: только что отдала единственную улику непонятно к чему, непонятно зачем своему непонятному мужу. А он едва на нее взглянул – просто убрал в карман, выпрямился так, словно проглотил палку, и теперь мы молчали гораздо более многозначительно, чем несколько минут назад. Ближе к дому золотой закат сменился зыбким полумраком, затем загустел синевой сумерек. Когда Анри подал мне руку, чтобы помочь спешиться, просто ее приняла.

– Поужинаешь со мной? – спросил негромко.

Один короткий взгляд достал до самого сердца. Дыхание перехватило, но улыбнулась я как можно более небрежно.

– Если вы настаиваете, граф.

– Через час?

Я кивнула.

Поднимаясь по ступенькам, старалась унять бешено бьющееся сердце. Попеременно хотелось то надавать себе пощечин, то прыгать как в полуразрушенном коридоре, когда справилась со страхом возвращения магии. Влетела к себе в комнату, захлопнула дверь и хотела было уже позвать Мэри, когда взгляд случайно упал на пирамидку. Верхушка едва уловимо сияла – не зная, не заметишь, – просто игра света на гранях. Отрезвило похлеще ведра ледяной воды, выплеснутой на голову.

Надела серьги, легко провела пальцами по острым краям и подставила пластинке ладонь.

«У Раджека для вас все готово. Найдите время и возможность с ним увидеться».

Я с трудом подавила желание запустить пирамидку в стену. Вернула передатчик на место, медленно стянула серьги и зажала их в кулаке. Металл и камни неприятно холодили кожу, пожирая тепло. То тепло, что хранила ладонь после медальона, который под нашими пальцами раскалился еще больше. Но все это – сладкий обман, верить можно только тому, что видишь своими глазами, хотя они тоже частенько лгут. Я не знаю, что Анри делает сейчас: возможно, говорит с Симоном, так же, как я с Альбертом, или общается с начальством из Комитета. Какая роль в этой игре отведена мне, я тоже знать не могу. Равно как и он не подозревает о моем задании.

Правильно, честно, по справедливости. Так и должно быть.

Вот только почему же настолько тошно?

Я подошла к столику и от души швырнула на пол ни в чем не повинную вазу, брызнувшую осколками. Покрывало зашевелилось, под ним задвигался холмик, и Кошмар спрыгнул на пол с мягким топотом. Смачно потянулся, раскрыв слишком зубастую для такого милого котика пасть, глянул недовольно – чего шумите, леди, – и отправился к окну по своим кошачьим делам.

Вдох. Выдох. Положить серьги в шкатулку.

Позвать Мэри.

Нужно переодеться к ужину и подумать, как выбраться из дома без сопровождения.

Мэри, вошедшая в комнату, была цвета вареной свеклы. И не только – на покрасневшей щеке отчетливо выделялась свежая царапина, но глаза ее сверкали воинственным блеском, как у арнейских воительниц. Увиденное настолько поразило, что лорд Фрай, предстоящий мне ужин и даже желание изучить природу сближения с Анри отступили на второй план. Она держалась как приговоренная королева: голову вскинула, плечи развернула. Правда, под моим взглядом все-таки стушевалась и быстро принялась помогать мне с одеждой.

Когда камеристка затягивала корсет, я не выдержала.

– Мэри, что случилось?

– Ничего, миледи.

– Ничего? Ты выглядишь так, будто подралась с Кошмаром.

Она потупилась и подхватила разложенную на постели нижнюю юбку.

– Давайте-ка лучше побыстрее оденемся… Ужин уже почти готов.