греб, но как-то уж совсем вяло. Вдруг рядом с нами послышался плеск, и в волнах нарисовалась отчетливая фигура лодки, в которой сидел кто-то грузный и греб веслами по направлению к нам.

В этот момент в моей голове все смешалось, картина мира поплыла перед глазами, и последнее, что я запомнила, были слова:

– Держись, девонька, держись. Все хорошо.

Очнулась я уже на берегу от того, что на своем лице почувствовала чье-то теплое дыхание.

Я распахнула глаза и резко села. Голова снова закружилась.

– Тише, тише, Женя, это я – Митя. Не бойся. Все позади. Если хочешь сесть, то потихоньку.

Мне было очень холодно, мелкая дрожь била меня, и я интуитивно попыталась согреться, обхватив себя руками. Но это не помогло.

Я осмотрелась – мы сейчас находились на берегу, до которого слабо доходил свет крайнего фонаря на набережной. Передо мной на корточках сидел Митя, справа стоял высокий старик, которого я мысленно уже окрестила Хагридом. Уж очень он был похож на великана-добряка из известного фантастического фильма о мальчике, который выжил, попросту говоря, о Гари Поттере.

Я собрала все свои силы, села ровно и спросила Митю:

– А где погоня? Где эти гаврики, которые возомнили себя морскими пиратами?

– Как только я зажег свет на маяке, так сразу три яхты взяли курс в открытое море. Но предполагаю, что они могли пойти в сторону Профессорского острова, – ответил на мой вопрос незнакомый старик.

– А как вы зажгли маяк? Он же просто недействующий экспонат? Как в музее, – я попыталась докопаться до сути происходящего.

– На этот вопрос, девонька, надо отвечать обстоятельно, а ты к таким ответам сейчас не готова. Да и твой дружок тоже. Давайте-ка поднимайтесь.

Да, время точно было неподходящее для задушевных бесед. Мне становилось все холоднее и холоднее. Мите, по-видимому, тоже. Он хоть и держал спокойный вид, но коленки, которые сейчас были похожи на тощие ножки кузнечика, тряслись. Очень уж это было заметно, когда штаны, намокнув, стали в облипочку.

В моей голове закопошились мысли. Все, казалось, превратилось в замедленные кадры старинного кинофильма. Такого, в котором очень странный перевод и где слова не успевают немного за действиями говорящего, или наоборот. В общем, просто расходятся слова и действия.

Вот так и сейчас. Старик пару минут назад сказал, что яхты, возможно, направились в сторону Профессорского острова, а до меня только сейчас дошло, что о своей работе – сборе и доставке ракушек – нам еще предстояло отчитаться профессору. Но в таком мокром и растрепанном виде я совершенно не собиралась этого делать. Телефоны ни у меня, ни у Мити не работали – еще бы, искупаться в морской воде и остаться целым и невредимым – это тот еще квест.

– Просто бесполезная железяка, – сказал Митя, с какой-то бессильной злобой доставая телефон из кармана мокрых штанов и отбрасывая его куда подальше.

Я свой бросать не стала, мало ли какая ситуация. Вдруг еще его можно будет оживить?

Дед Матвей внимательно осмотрел нас. Я чувствовала на себе его отеческий взгляд, дедовский, в хорошем смысле этого слова – он согревал, дарил какую-то надежду, и почему-то становилось понятно, что все будет хорошо, хотя, судя по всему, это было совсем не так. Задание провалила я, задание провалил Митя, целый день мы потратили на какую-то никому не нужную хрень, вместо того чтобы искать мусанга. А под конец дня вообще искупались в холодном море, хотя в наши планы такое развлечение темной ночью вообще не входило.

– Ну что, дети мои, очухались? Давайте-ка к деду Матвею в сторожку. Посидим, покалякаем, а вы заодно и обсохнете.

– Да мы вроде… – начала я, но тут же замолчала. Передышка была нужна.

Мы поднялись и потихоньку побрели, шатаясь, спотыкаясь на влажной гальке о какие-то то ли корни, то ли торчащие старые тросы. Потом мы выбрались на ровный тротуар и какой-то окольной тропой поднялись к самому маяку достаточно быстро.

Дед Матвей достал откуда-то из-за пояса большую связку ключей, словно он был не сторожем, а старой ключницей из какого-то фильма, погремел ею и неспешно повернул в огромном амбарном замке ключ-трубку. Отворил толстую деревянную дверь с коваными петлями и широким жестом пригласил нас войти.

Мы ничуть не сопротивлялись. Уличный холод сейчас ощущался настолько остро, что, казалось, все тело покалывало иголками, как будто ударили морозы.

В сторожке деда Матвея было уютно – потрескивала крохотная печурка, больше напоминающая камин, грелся пузатый алюминиевый чайник с деревянной ручкой и изогнутым носиком. Сто лет такого не видела. На столе лежал пакет с сухарями.

Дед Матвей потянулся, открыл шкафчик, что нависал над столом, достал три походные кружки и коробку с рафинадом.

Мы сидели и постепенно отогревались. Вместе с чаем дед Матвей снабдил нас одеждой, которая нашлась в его маячных закромах – широкие льняные штаны и такие же рубахи. По моим ощущениям этим вещам было, наверное, лет сто. Интересно, в каких сундуках они отлеживались?

Но это было не так уж и важно, главное, что мы оделись, согрелись и даже наелись. А теперь были готовы воспринимать любую информацию, хотя, если честно, валились от усталости и пережитых приключений.

Дед Матвей неспешно рассказывал нам о себе, о своей судьбе, о жене, которая, вопреки всем и общему мнению, занималась таким необычным увлечением, как дайвинг. Она частенько улетала за границу, исследовала разные моря и обязательно отовсюду привозила дивные ракушки и раковины неимоверной красоты.

Когда старик заговорил об этом, в моем мозгу слабо зашевелилась какая-то мысль, но оформиться в полноценную так и не смогла. Где-то я уже слышала про коллекцию ракушек, которую собирала бабушка.

Я помнила, что в тот момент очень удивилась этому, но где и когда я получила эту информацию, абсолютно забыла.

– И вот внучок забегает в комнату, кричит, мол, деда, беда. А я и понять не могу. Он мне: сработал мой маячок, сработал! И за ракушкой никто не пришел. А и понять не могу – о чем речь. Потом только дотумкал да быстрей доковылял на маяк и включил прожектор.

– Дедушка Матвей, – сонно прошептала я, – я тоже ничего не понимаю, расскажите поподробней.

– Да, расскажите, – поддержал меня Митя.

И дед Матвей, подлив нам в кружки травяного чая, от которого отчего-то шел аромат свежего летнего луга поутру, начал обстоятельный рассказ.

Аб ово, так сказать. От яйца. Или от печки. «Кому как удобнее», – это он так пояснил.

У деда Матвея была супруга, которая очень любила морские глубины. Но эта любовь проявилась