Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Персис снова посмотрела на собравшихся женщин. Все их внимание было направлено на нее. Тишина стояла плотная, как покрывало. Во рту у нее пересохло. Персис испытала странное чувство, будто она живой символ. С первого дня в полиции ее считали эмблемой, воплощением меняющейся Индии.
Это была большая ответственность, и она о ней не просила.
– Простите, – хрипло сказала она, – я не смогу вам помочь. Не сегодня. Никогда.
Она развернулась и вышла из зала.
24
По дороге в Азиатское общество Персис не переставала думать о сорвавшейся встрече.
Как Пинто и Мирза объяснили ее трусливый побег?
Кончики ушей у нее горели.
Персис никогда не изображала из себя крестоносца. Она решила стать полицейской по сугубо эгоистичным соображениям. Ее вдохновлял пример безвременно умершей матери, и каждый раз, когда кто-то говорил, что что-то ей не положено, в Персис просыпалось упрямство и она ставила себе целью доказать, что они неправы.
Но кто они? Кому она так отчаянно хотела что-то доказать?
Перед глазами появилось лицо Сэма. Когда Персис впервые заявила, что хочет пойти в полицию, он почти ничего не сказал, только предупредил, что путь будет не из легких. А потом ее приняли в академию, и он всеми силами старался ее поддержать – правда, не в последнюю очередь потому, что тетя Нусси заняла противоположную позицию и чуть не падала в обморок при любом упоминании о том, что ее племянница собирается надеть штаны цвета хаки и патрулировать улицы, как какой-то простой хавилдар[33]. Персис терпеливо объясняла, что совсем не планирует становиться хавилдаром – в Индии уже была пара женщин с таким званием. Она поставила себе планку повыше.
Она решила стать первой женщиной-инспектором в индийской полиции.
– И что тебе это даст? – спрашивала Нусси. – Какой мужчина захочет жениться на женщине, у которой есть полное право в любой момент наставить на него пистолет?
* * *
Франко Бельцони ждал ее в кабинете Нив Форрестер, перелистывая объемный том, лежащий перед ним на столе. Самой англичанки не было видно.
При виде Персис он встал и протянул руку:
– Инспектор, я рад снова вас видеть. Чем могу помочь?
Персис жестом предложила ему сесть и села сама. Потом сняла фуражку и вытерла лоб рукавом.
– Я с грустью узнал о смерти Джона, – продолжил Бельцони, прежде чем она успела сказать хоть слово. – Я знал его недолго, но он казался хорошим человеком. Мир лишился великого ученого.
Разумеется, Форрестер должна была рассказать ему о смерти Хили – завтра эта новость наверняка появится во всех газетах. Интересно, что еще ему известно.
Итальянец подался вперед – воплощенное нетерпение.
– Скажите, вы уже нашли манускрипт?
– Нет. Еще не нашли.
Бельцони закрыл глаза.
– Questo è un disastro[34]. – Он покачал головой. – Джон был нашей главной зацепкой.
– Нашей?
Бельцони моргнул, будто только сейчас понял, что сказал.
– Инспектор, прошу, поймите. Эта книга – итальянское сокровище. Однажды ваше правительство поймет это и вернет манускрипт законному владельцу. Простите, что я принимаю все это близко к сердцу.
– Боюсь, вы что-то неправильно поняли, – холодно произнесла Персис. – Я пришла к вам не потому, что мне нужна ваша помощь. Я пришла потому, что вы мне солгали.
Он удивленно поднял брови:
– Я не понимаю.
– Во время нашей прошлой встречи вы забыли упомянуть, что рассорились с Хили. Вы поспорили с ним из-за доступа к манускрипту «Божественной комедии».
– Но это неправда! – Бельцони в возбуждении замахал руками. – Да, может, Джон и отклонил мою просьбу больше работать с манускриптом, но это был просто рабочий вопрос и никак не ссора. – Он сощурил глаза. – А кто вам это сказал?
– Это важно?
– Если кто-то порочит мое имя, инспектор, я хочу знать кто именно. Это справедливо, sì?
– Эрин Локхарт. Она сказала, что у вас был конфликт с Хили за несколько дней до его исчезновения.
– Я бы не стал называть это конфликтом. – Бельцони пожал плечами. – Я итальянец. Мы выражаем чувства… appassionatamente[35].
Персис помолчала какое-то время, потом достала записную книжку и положила на стол перед итальянцем:
– Хили оставил еще одну подсказку. Вам это о чем-нибудь говорит?
Бельцони схватил книжку и прочел слова, которые Хили написал у себя на бедре:
– Любящий богобоязненный друг обнимающий восхваляющий гонимый слуга. – Он наморщил лоб: – Это загадка? Зачем Джон это написал?
Бельцони явно был в замешательстве.
Он переключил внимание на ряды чисел:
– Эти последовательности похожи на шифр.
– Да. Знаете на какой?
Бельцони покачал головой:
– Это вне моей компетенции. – Он отложил записную книжку. – Скажите, у тела Джона вы нашли что-нибудь еще?
– Что например?
– Записные книжки? Может, дневник? Или письма?
– Почему вы спрашиваете?
Бельцони, видимо, понял, что его рвение выглядит подозрительно. Он откинулся на спинку стула:
– Может быть, они укажут нам направление.
Персис боролась сама с собой, решая, сколько можно ему рассказать. Что-то в Бельцони ее смущало, было в его образе нечто такое, отчего казалось, что это всего лишь ширма. Несмотря на протесты итальянца, Персис уже не сомневалась, что их отношения с Хили никогда не были дружескими.
– Он оставил записку. Первые три строки «Ада».
– Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины.
– Да. Это вам о чем-нибудь говорит?
Бельцони задумался.
– Нет. В смысле, это никак не помогает нам с нашей проблемой. – Он помолчал. – Больше он точно ничего не оставил?
Он напоминал Персис ищейку, вынюхивающую след у ее ног.
Она замялась.
– Мы нашли у него в рюкзаке три тетради.
У Бельцони загорелись глаза.
– И что там?
– Его перевод манускрипта.
Итальянец нахмурился:
– Вы ожидали чего-то другого?
Казалось, он хотел что-то сказать, но потом передумал.
– Может быть, вы позволите мне на них посмотреть? На тетради.
– Зачем?
Он открыл рот, но ответил не сразу:
– Может быть, я найду там что-то, чего вы не нашли.
– И что же?
Но он снова пошел на попятную и окончательно замолчал.
– Почему мне все время кажется, что вы от меня что-то скрываете?
– Уверяю вас, инспектор, я всего лишь хочу помочь. У нас с вами общая цель.
Так ли?
Персис впервые задумалась о том, что движет всеми