их громоздкая бюрократическая надстройка производили на меня отталкивающее впечатление. Я всегда предпочитал работать там, где ты всех знаешь и все знают тебя. Оба предложения я изучал во всех деталях в свете своих жизненных устремлений, складывавшихся с детских лет.

Можно сказать, что с тех пор, как я родился, а это произошло 6 января 1925 г., вся моя жизнь вращалась вокруг автомобилей. Я был старшим из четырех сыновей, появившихся на свет в восточном пригороде Детройта, в районе, населенном суровыми людьми ниже среднего достатка. Родители мои были иммигрантами, встретились и поженились в Соединенных Штатах, хотя я не знаю точно когда и где именно.

Мой отец, Захарий Р. Де Лориан, прибыл сюда из Эльзас-Лотарингии, когда ему еще не было двадцати. Он был в семье тринадцатым из четырнадцати детей. Высокого роста – под 190 см,-весом в 220 фунтов, любил помериться силой. Жестоким он не был, но нередко участвовал в драках, иногда распив с парнями после работы несколько кружек пива. На протяжении всей своей жизни он выполнял работы, требовавшие большой физической силы. Он был пастухом в Монтане, сталеваром, а затем полицейским в Гэри, штат Индиана, и, наконец, слесарем-монтером на литейном заводе компании «Форд» и Детройте.

Склонность моего отца пускать в ход кулаки отчасти объяснялась его внутренними переживаниями от неспособности толково излагать мысли, а поэтому и применять на деле присущей ему талант механика. В США он прибыл, не имея никакого образования и не умея говорить по-английски. Хотя в дальнейшем он языком овладел, но до конца жизни объяснялся с некоторым акцентом.

Помню, как он своими руками изготовил деревянную модель настоящего станка для обработки поршней. Это была его собственная конструкция размером с большой стол, она содержала окало 100 движущихся деталей, включая шестеренки, рычаги к шпиндели, вырезанные его руками с большой точностью. В одних только шестеренках выточка и форма зубьев была изумительной. Будь они у меня сейчас, я располагал бы потрясающим образцом мастерской работы. Отец показал станок своим начальникам на заводе «Форда», и я подозреваю, что отдельные его узлы были использованы в конструкции действующих там машин. Убежден, что разочарование своей неспособностью выразить словами рождающиеся у него замыслы в конце концов привело его к длительным запоям, а это в свою очередь завершилось крушением нашей семьи.

Моя мать, Кэтрин, происходила из Зальцбурга, Австро-Венгрия. В США она попала еще ребенком и поэтому прошла курс школьного обучения английскому языку. Это была удивительная женщина, умевшая отлично общаться с людьми и искусно править нашей семьей. Очень религиозная, она предпочитала посещать расположенные поблизости церкви независимо от их принадлежности к определенному вероисповеданию, поскольку выбирала она их не по принципу веры, а на основе личной дружбы с прихожанами. Большую часть своей жизни она проработала на сборке приборов в отделении «Карболой продактс» компании «Дженерал электрик», на северной окраине Детройта.

Мы жили в маленьком каркасном домике. Спальня родителей находилась в задней части дома рядом с кухней, а мои братья Чак, Джордж, Джек и я размещались в двух комнатках в центральной части дома. От своего отца мы унаследовали тягу к машинам, и я помню, что, когда мне еще не было и десяти лет, мы с братьями устанавливали головки цилиндров на моторс «Модели А».

Дети чувствуют себя счастливыми, когда им дают возможность проявить свою самостоятельность, и я полагаю, что у нас было вполне счастливое детство. Частично это можно объяснить тем, что, поскольку мы жили в весьма скромном окружении людей ниже среднего достатка, мы были лишены некоторых плодов американского образа жизни, таких, как быстрые средства общения с внешним миром, какими мы располагаем теперь. Хотя у нас многого и не было, мы попросту не ведали, что имеют другие. Этому благодушному состоянию однажды пришел конец, мне было тогда около 13 лет, и два моих одноклассника – брат и сестра – из ноланской средней школы пригласили меня к ним домой на обед. Они жили в роскошнейшем районе под названием Палмер-Вудс. И хотя их дом был не самым большим в своем районе, он был самый большой из всех, в каких я до сих пор бывал. Помню, что за обедом я чувствовал себя неловко, не знал, как себя держать и как есть. Разговор вращался вокруг вещей, о которых я и слыхом не слыхивал, вроде поездки в летний лагерь или путешествий во время каникул. В моей юности каникулы означали главным образом возможность не посещать школу и в течение трех месяцев околачиваться вокруг своего дома. Этот обед открыл передо мною совершенно новые горизонты. Я начал осознавать, что возможно и доступно в Америке.

У нас дома царила напряженная обстановка. Отчасти она вызывалась безработицей. Каждое лето автомобильные заводы закрывались на два или три месяца, чтобы перестроить производство на выпуск новой модели. Пособий по безработице тогда не существовало. Закрытие завода означало, что семья не имела постоянного дохода отца, хотя он и делал все возможное, чтобы заработать деньги плотницким ремеслом. Когда он имел постоянную работу у «Форда», временами у него возникали там неприятности. Один из таких инцидентов был особо примечателен. Однажды, когда мне было шесть или семь лет, ранним утром меня разбудил громкий стук в дверь дома. Отца, открывшего дверь, оттолкнули в сторону два головореза из легендарной наемной банды Гарри Беннета и принялись обшаривать дом в поисках инструментов и автодеталей, которые будто бы украли с литейного завода «Форда». Мой отец никогда с завода ничего не выносил, но это не избавило его от обыска. Помню, как эти два верзилы, одетые в черное, переворачивали дом вверх дном. Мать затолкала нас, детишек, в спальню и заперла дверь. Мы тихо сидели там, прислушиваясь к грохоту ломающейся мебели и хлопанью дверей, пока эти люди обыскивали весь дом. Когда все кончилось, мы были слишком напуганы, чтобы задавать какие-нибудь вопросы. Думаю, что мы восприняли все это как составную часть трудовой жизни отца.

К этим периодическим трудностям прибавился углубляющийся разлад между моими родителями. По мере того как я становился старше, пьянство отца порождало для нас все большие невзгоды. Между отцом и матерью ссоры происходили все чаще и становились более ожесточенными. Поскольку развод противоречил тогдашним общественным нравам, возникали длительные, периоды жизни врозь. Насколько и помню, таких периодов было три. При каждом разъезде мы с братьями перебирались вместе с матерью в Лос-Анджелес, где жили ее родные, а