затем, когда год или два спустя между отцом и материю наступало примирение, мы возвращались в Детройт. В конце концов стало очевидно, что брак распадается, и в 1942 г. мои родители официально развелись. Мне в то время было 17 лет и мы с матерью уже окончательно обосновались в Детройте. После развода мы редко виделись с отцом. В возрасте 61 года он умер от рака горла. Мне удалось обеспечить матери до конца ее жизни независящее существование за счет акций «Дженерал моторс» и других ценных бумаг. И она имела возможность вкусить некоторые плоды американской действительности, которых была лишена большую часть своей жизни. Ее похороны ознаменовались чрезвычайно широким признанием ее достойной жизни. На панихиду собралось множество народу. Здесь были ее старые друзья – соседи, местные торговцы, знакомые но работе, священнослужители и даже владелец ближайшей заправочной станции, которого она в глаза не видела уже лет пятнадцать. Толпа являла собою групповой портрет американцев всех мастей. В ней выделялся бородатый автогонщик в кожанке, только недавно сломавший позвоночник, когда его гоночная машина перевернулась. Весь его корпус по самую шею был закован в гипс. Друзья помогли ему прибыть на похороны. Имени его я вспомнить не могу, и мне неизвестно, откуда он знал мою мать.

По возвращении в Детройт после одной из наших длительных отлучек в Калифорнию в моей до того беззаботной жизни наступил резкий перелом, у меня возникла перспектива обретения профессии. Мы больше года прожили в Калифорнии, и мне было 13 лет, когда мы вернулись в Детройт, чтобы опять соединиться с отцом. Осенью я пошел в школу Полянского округа и ничего не понимал из того, что нам в классе говорили учителя. В то время калифорнийские школы были, очевидно, столь плохи, что после года пребывания там я намного отстал от учеников в Детройте. Чтобы догнать их, мне пришлось напрячь все силы. Когда настала пора перейти в среднюю школу, я не пошел в расположенную, поблизости, а предпочел Кассовское техническое училище, так как туда же переходил мой тогдашний лучший друг. Оно находилось от моего дома на расстоянии двух длинных автобусных перегонов. Отметки мои были минимальные, и меня приняли лишь с испытательным сроком. Это техническое училище относилось к таким, куда принимали только отличников, особенно с техническими или художественными способностями. Преподаватели и администрация здесь не терпели никакого разгильдяйства. Учащихся, которые к занятиям относились несерьезно, выгоняли. Я значительно отставал от остальных учеников, и мне пришлось работать вовсю, чтобы их догнать и затем держаться на нужном уровне. Постепенно мне это удалось, а попутно я проникся духом состязания и приобрел вкус к работе, присущие мне и по сию пору. Учеба в этом училище показала мне, как важно усиленно развивать все свои способности. Я часто думаю, что, не пойди я в это училище, я мог бы превратиться в такого же неудовлетворенного собой фабричного рабочего, каким был мой отец.

По окончании технического училища я был принят на инженерный факультет Лоуренсского технологического института в Детройте с установлением мне стипендии согласно вступительным конкурсным испытаниям. Здесь я проучился два года и затем был призван в армию, где прослужил почти три года. Самым примечательным: фактом моей военной карьеры было то, что меня ни разу не посылали за пределы Соединенных Штатов и использовали на различных заданиях внутри страны. После увольнения из армии я работал чертежником в детройтской городской комиссии по уличному освещению, пока не накопил достаточно денег; чтобы снова поступить в Лоуренсский технологический институт. Теперь мне приходилось не только самому себя содержать, но и оказывать посильную материальную помощь братьям и матери. Поэтому я стал работать во внеучебные часы помощником дирижера оркестра в танцевальном зале. Работа эта начиналась в 8 часов вечера и заканчивалась в 2 часа ночи. В институте же учеба начиналась в 8 утра, вот почему у меня вошло в привычку ограничивать сон четырьмя-пятью часами, и эту привычку я сохранил до сих пор.

В летние месяцы я работая на автосборочном заводе компании «Крайслер» на Джефферсон-авеню и на заводе «Марри», выпускавшем кузова. Я решил было специализироваться на организации производства, тогда это было очень модно. В связи с одним из учебных заданий мне поручили на заводе «Марри», где я был рабочим, выполнить «хронометраж движений в трудовых операциях». Ничто так не приводит в бешенство членов профсоюза, как «хронометраж движений рабочего», когда парень стоит у рабочего места с часами и замеряет скорость выполнения рабочим его трудовых операций. Они усматривают в таком хронометраже усиленный нажим администрации с целью выжать из рабочего производительность труда сверх всякой меры.

Совсем об этом забыв, я явился на завод и с новеньким блокнотом и секундомером в руках приготовился уже приступить к хронометражу, когда разгневанные работяги внезапно стали громко улюлюкать и осыпать меня проклятиями. Они мне всячески угрожали, разве что не швыряли в меня инструменты. «Ко всем чертям,- подумал я.- Ни за что на свете никогда не стану этим больше заниматься». Так был положен конец моим намерениям стать специалистом по организации производства.

Когда я окончил Лоуренсский технологический институт, то стал подыскивать работу, не связанную с профессией инженера. В то время я был очень застенчив – в глубине души я убежден, что таким и остался,- и решил, что, если хочу сделать карьеру, мне лучше постараться преодолеть свою робость. Поэтому я нашел должность агента по продаже полисов страхования жизни. Вначале это было настоящее самоистязание, так как, договорившись о встрече с клиентом у него дома, я затем в течение часа колесил на своем автомобиле по округе, чтобы набраться достаточно храбрости и решиться нажать дверной звонок. Я молил бога, чтобы клиента не оказалось дома. Но обычно он был на месте, а я вскоре овладел делом и научился ладить с людьми гораздо легче, чем раньше. Большинство моих клиентов составляли инженеры, и мне удалось не прибегать к обычно связанной с всучиванием полисов тягомотине, через которую вынуждены проходить агенты по страхованию. Я разработал собственный глубоко аналитический метод обращения к строго логическому уму инженера. Все сводилось к следующему рассуждению: «Вы зарабатываете столько-то, у вас столько-то иждивенцев, ваша страховая премия составит такую-то сумму, а это вам обойдется в столько-то долларов и центов». Никакого разыгрывания из себя этакого бодрячка, рубахи-парня, никакого втирания очков. Метод действовал успешно, и примерно за 10 месяцев я продал страховых полисов почти на 850 тыс. долл. и в соревновании за