контакт. А когда молчаливая дама встала, и даже не взглянув в сторону Кила, покинула территорию парка, тогда он почувствовал себя, если не обманутым, то обиженным точно. На него не обратили внимания. Это был вызов.

Фастрич не был борцом, двигающимся навстречу трудностям, он был тем премудрым пескарем, который сидит в тине, и ждет своего часа. Расстроившись настолько сильно, насколько было задето его самолюбие, он целую неделю не появлялся в парке. Но какая-то неведомая сила всякий раз разворачивала ступни его ног, когда он прогуливался неподалеку, и неизменно направляла в сторону больницы. Кил стал замечать, что не может выкинуть из головы женщину со скамейки. Сдавшись, и уступив то ли любопытству, то ли зарождающимся новым для него чувствам, он продолжил наблюдения за таинственной незнакомкой.

Чего Кил только не пробовал, чтобы обратить на себя внимание: и приходил раньше нее, и занимал ее место, и менял частоту посещений. Даже однажды исчез и не появлялся в парке пару дней, в надежде, что заметив его отсутствие, у дамы, завладевшей покоем Фастрича, появятся какие-то вопросы к нему, но все безуспешно. Его целенаправленно игнорировали. То есть о нем знали, но на контакт не шли. Имея крайне скудный опыт общения с женским полом, Кил методично ждал. Он готов был и дальше продолжать свои игры в разведчиков, если бы не приговор врачей. Оставалось ему от полугода, до двух лет. Поняв, что у него теперь нет даже времени, он пошел ва-банк, и переступив через себя заговорил, с той, с которой давно хотел поговорить. Был конечно и испуг, и легкий мандраж: а вдруг она глухонемая, или тупая как пробка, или косноязычная настолько, что не поймешь, о чем говорит. В любом случае, он понимал, что идет на риск, потому, как открыв свой рот, она могла с легкостью разрушить тот, практически безупречный образ, который сформировался в голове у Фастрича.

Приятное впечатление от первого разговора совершенно вскружило голову пожилому ухажеру, и он приходил снова и снова в парк, в надежде на разговор с новой знакомой. И поначалу их беседы про голубей забавляли его, и он подыгрывал ей, проявив интерес к ее увлечению. Но, как оказалось впоследствии, совершенно напрасно. Надо было как-то увлечь ее, чем-нибудь другим, потому, что невинное занятие перерастало в манию. Хуже всего, для Кила было то, что Ален начала меняться. И эти изменения отнюдь не радовали нашего кавалера. Сидя на скамейке, рядом со своей дамой сердца, и слушая ее в пол уха, он пытался найти выход из сложившейся ситуации. И решение пришло внезапно, вместе с горстью семян, брошенных на площадь перед собой. Улыбка скользнула по его лицу, и, коснувшись серых глаз исчезла, сделав лицо напряженно-сосредоточенным.

3. Поступок

Ревность. Скорее всего, именно ревность заставляла принимать его какие-то решения относительно Ален. Такого с Килом еще не было. Это чувство было в диковину, и, съедая разум изнутри, толкало на обдуманные, но полные эгоизма поступки. Он хотел ее внимания к себе, причем всего, чтобы не делить и не делиться. К тому же надо было поторапливаться. Времени, отмеренного ему доктором, оставалось не так много. Фастрич хотел успеть вернуть Ален из птичьего царства, до того как он покинет этот мир.

***

Продолжая наблюдения, и систематизируя их, Ален уловила определенную закономерность в поведении голубей. То, как самцы вели себя в обществе самок, при наличии еды вокруг не очень хорошего качества. Попросту говоря пустышек. Они делали вид, что поедают корм, обманывая своих избранниц. Будучи на пороге величайшего открытия, и потирая в нетерпении, серые от семечек руки, она уже не просто сидя наблюдала за голубями, она периодически вскакивала и ходила вокруг площади, ссутулившись, и что-то бормоча себе под нос. Ее дико раздражали дети. Эти маленькие копии человека, все как один пытались поймать птиц. Чем, безусловно, пугали их и, приводили в бешенство наблюдающую Ален. Поначалу, она тихонько предупреждала, чтобы дети не беспокоили пернатое царство, и вели себя прилично, но видя, что всерьез ее не воспринимают, решала действовать более радикально. Завидев приближающегося малыша, она преграждала ему доступ к птицам своим телом. Связываться с сумасшедшей теткой никто не хотел, и голубей оставляли в покое.

Как обычно проснувшись, и наспех перекусив, она села в автобус на остановке, и в привычное для себя время шагнула на территорию парка. Расфантазировавшись настолько, что не заметив как добралась до своей скамейки она обнаружила на площади дворника, собирающего, и бросающего в черные пакеты голубей. Подумав, что птицы спят, а их сонных убирают в мешки, она с криками: «Что вы делаете? Оставьте их в покое! Вы же когда спите, вас никто не трогает!» она, чуть ли, не с кулаками набросилась на бедного мужика. Дворник, чтобы не вступать в конфликт, развернулся, и ушел убирать дорожки в парке, надеясь на то, что неадекватная женщина скоро покинет площадь, и тогда он продолжит свое занятие.

Как следует присмотревшись, и взяв несколько тушек в руки, Ален поняла, что птицы мертвы. Они еще не окоченели, и были теплыми. Как если бы спали, очень крепко. Вот только жизни в их маленьких телах уже не было. Не веря во все происходящее, с бормотанием: «Да, что же это! Да как же так?» она начала проверять каждую мертвую птицу. А когда трупики на площади закончились, высыпала содержимое мусорных пакетов, и продолжила поиски. Гости парка смущенно косились на ползающую на коленях, перемазанную, и начинающую дурно пахнуть старуху. Из женщины, миловидной и опрятной, она превращалась в грязную нищенку, в безумную тетку, не вызывающей никаких эмоций, кроме жалости, брезгливости.

***

За всем происходящим наблюдал, стоящий за кустами живой изгороди, а потому оставшийся пока незамеченным Кил Фастрич. Согласно его плана, выдуманного коварным умом, и притворенного в жизнь сегодняшним утром, убитая горем Ален, должна была с минуты на минуту потерять последнюю надежду. В этот трагический для нее момент, плечо дружбы подставил бы он, как нельзя кстати появившийся на мертвой площади.

«Да что же это за парк такой, где я постоянно что-то теряю» — думала Ален, приходя в себя, и оглядываясь по сторонам. Ее глаза, приобретая стальной оттенок, зорко осматривали окрестности, в поисках подозрительных личностей, способных на такой подлый поступок. Никого, кроме гуляющих пар, одинокого дворника, постоянно озирающегося на нее, и приближающегося человека в шляпе, и с дубовой тростью, обнаружено не было. Встав с коленей, отряхнув их от налипших перьев и мусора, она быстрым шагом направилась к дворнику. Кил Фастрич, попавшийся ей на пути, был отодвинут в сторону, железной рукой. На его оторопевшее лицо Ален не обратила ни малейшего внимания. Он так и остался стоять на дорожке, разведя руки в стороны в немом вопросе. Дворник, наверное спинным мозгом почувствовал, что к нему приближается кто-то чересчур серьезно настроенный, потому, что не веря своим ощущениям начал медленно поворачиваться. Когда же он увидел Ален,