– Я сказал так, как есть, – отвечаю им. – Я командир и исполняйте.

Сзади еще предложения кашники делали, но я уже скомандовал:

– Пошли!

Трое, которые были со мной, спустились вниз, и я увидел, как они побежали влево. Минуту спустя я повернулся ко второй группе и снял автомат с предохранителя, подумав, что вот «сейчас одного пристрелю, остальные пойдут». Однако по моей команде вся группа как один все же двинулась вниз. Я спустился за ними. Мы бегом уходили влево по обочине. Более всего я опасался птичек, все же это был день уже, светло, и, если что, накроют нас. Пробежав метров двести, мы увидели двух наших сотрудников, которые кричали первой ушедшей группе:

– Придурки! Быстрее… Выродки! Быстрее.

Добежали и мы. Я не ошибся. Нас быстро направили влево в полуразрушенный дом, рядом с которым был подвал. Все мы, девять человек, в результате оказались в подвале… То есть в штабе Саратова, который долго ждать себя не заставил. Пока мы рассаживались на настилах из досок, командир Саратов и его длинный и бородатый старшина спустились к нам в подвал. Командир Саратов был в добром расположении духа, улыбался и с иронией сказал:

– Прибыли. Хорошо. Так, девять человек. Да, люди нужны. Сейчас распределим всех. Да, видите вот этого человека? Это мой старшина. Он убийца, и за это его посадили.

При этом старшина заулыбался. То ли правду говорил Саратов, то ли шутил, не понятно было, и нам, в общем-то, даже все равно, так как нас более интересовали наши будущие дела. Но старшина сильно улыбался, и потому, наверное, все же у меня возникли сомнения в том, что старшина вообще убил кого-то на гражданке. Но Саратов с юмором продолжал:

– Так вот, бойцы! Каждый из вас должен убить не меньше десяти врагов. И тогда норма выполнена будет. Теперь по позывным распределимся, и, наверное, кто и где ранее у какого командира был, туда и направим. Посмотрим.

Затем, после юмористического вступления, Саратов начал распределять людей. Кто-то попросился в свое подразделение, а я просто подождал того, куда меня определят.

Какая разница, думал я, где воевать, главное воевать и воевать на передовой, только не в тылу с Лобзиком сидеть, из-за которого меня чуть комбат не пришил.

Да, кстати, распределяли не только нас, но и тех, кто уже здесь находился, а это еще человек пять. Наши же, кого я привел, кто впервые здесь оказался, а кто и из госпиталя был. Меня и еще пятерых определили наконец-то, и вести нас должен был до нового места дислокации мужчина лет сорока с позывным «Карим», хотя он был русским. Вида Карим был серьезного и внушал вроде бы как и доверие.

Так вот, недолго мы были в штабном подвале, и этот Карим повел нас шестерых на позиции. Шли по проселочной дороге до того самого дачного поселка, через который я и уходил когда-то на эвакуацию.

– Птичка, – кричит Карим.

Мы в сторону, в зелень. Потом начали работать украинские минометы. Бил 120-й миномет. Кариму бы на месте сидеть и переждать обстрел, тем более птица в небе. Так нет же… Не ожидал я такого от целого старшего – он поднял нашу группу и приказал бежать за ним. Мины сыплются то там, а то здесь, а мы бежим. Я бегу вторым, а замыкает группу кашник Мамба, который и на войне-то не бывал. Он только что прибыл из учебного центра из-под Луганска. Отвлекусь и объясню читателю… Дело в том, что сотрудники шли из Молькино в командировки, а кашников, то есть тех, кто из мест лишения свободы, везли из их лагерей в учебные центры под Луганск. Под Луганском они проходили спецподготовку. Так вот Мамба только прибыл из такого учебного центра из-под Луганска. Местности он не знал и был не обстрелян. Это важно в моем повествовании. И вот, бежим, разрывы мин, и не каких-нибудь, а из миномета 120-го. Нам бы залечь, но придурок Карим всех тащит за собой. Пробегая мимо одной зеленки, гляжу, а там двое сотрудников наших лежат и кричат нам:

– Придурки! Птица! В зеленку!

Пробежав еще десятка два метров, я свернул в зеленку, и Мамба за мной, а остальные помчались дальше. Скажу сразу, что Карим довел до позиции своей только двоих, а другие двое стали двухсотыми. Если Карим читает эти строки, пусть знает, что мы все помним: на его совести убитые люди.

Переждав обстрел, мы пошли искать группу. Но где ее найдешь в замысловатых дорожках дачного поселка? Не найдешь, тем более группа должна была уйти на позиции в лесополосу за дачный поселок. Гляжу на Мамбу, а он совсем приуныл, растерян, оглядывается – местность для него не знакомая. Присели отдохнуть… А я про себя думаю: «Так, надеяться не на кого. Группу не найти. Потерялись. Напоремся, черт побери, на укропов и тогда бой-то примем, но живыми навряд ли уйдем. Опасно бродить. Надо идти на старую позицию, ведь дорогу-то я знаю, сам на эвакуацию через этот поселок шел. Другого выхода нет».

Так и решил. И говорю Мамбе:

– Идем за мной, я выведу, знаю, куда идти. На старую точку мою пойдем.

– Идем, – отвечает Мамба, и кажется, что он даже духом как-то приподнялся.

По дороге на старую мою точку еще трое потерявшихся к нам пристало. И потому четверых я туда привел. Сразу пошел к своему окопу. Мой «двухсотый друг» все так же лежал у бруствера, я прикрыл ему лицо зеленым пакетом, который лежал рядом с окопом:

– Ну, здравствуй, друг. Вот я и вернулся из госпиталя.

Меня заметил замкомвзвода, улыбнулся и поднял руку в знак приветствия. Я кивнул головой. Я рад его был видеть и рад, что добрался. Эти четверо, что пришли со мной, разобрались по имеющимся окопам, коих хватало. Когда настал вечер и стало уже темно, ко мне подошел командир. Оказалось, что прежний командир ранен и отправлен на эвакуацию, и теперь новый командир, которого звали Бобер. Бобер мне сказал, что нас все разыскивают. Ладно. Мой окоп сейчас хоть немного, но тыл, если у штурмовика вообще есть тыл, и потому можно поспать. Лег спать.

Утро. 5 октября 2022 года. Сижу в окопе и думаю: надеть мне мягкую теплую куртку или нет… Она лежит у меня в рюкзаке, мне ее подарил перед отъездом из госпиталя особист, чтобы я на передовой не мерз. Почему подарил?

Он как-то услышал мой телефонный разговор с женой, которой я говорил, что сейчас гражданские