Милена перелезла через забор и взглянула на часы, размещенные на фасаде гостиницы «Москва». Она увидела своих подруг, которые явно ее искали — и метнулась в сторону. Меньше всего ей хотелось столкнуться с ними. Перебежав через проспект, еле увернувшись от истошно сигналящих автомобилей, Милена зашла в первую попавшуюся чебуречную и, усевшись на шаткий табурет, заплакала.

Впрочем, сжевав чебурек и запив его жидким чайком, она привела себя в порядок в грязноватом женском туалете, а потом долго полоскала рот. И снова плакала.

* * *

…К скверу она подошла загодя, без двадцати восемь, боясь упустить Лариосика. И к своему ужасу увидела, что аллеи пусты. Не было видно не Лариосика, ни манекенщиц, ни фотографа.

Кружа около сквера, Милена чувствовала, что близка к обмороку. Но как же так, он ведь сам ей сказал, чтобы она подошла к восьми. Быть может, он еще сюда подъедет…

— Гражданочка! Стоять! — услышала она голос и вздрогнула, увидев приближающегося к ней милиционера — того самого толстяка, который торчал в стеклянной будке около гостиницы «Москва».

Он подошел к ней и произнес:

— Они уехали, когда еще семи не было.

— Не может быть! Мы договаривались на восемь, — вырвалось у Милены, а милиционер, сплюнув на асфальт, хитро заметил:

— Трюк простой, но эффективный, как ты сама видишь. Забивает тебе «стрелку» на восемь, а сам уматывает в семь. Он это почти каждый раз проворачивает, когда они в сквере щелкаются. У меня тут пост, я за всем наблюдаю.

— Что значит — почти каждый раз? — спросила Милена, чувствуя, что сердце ухает куда-то вниз.

— То и значит, гражданочка. Но тебя должно больше интересовать, что значит, что я за всем тут наблюдаю, — проговорил с плотоядной усмешкой страж закона. — Я же видел, чем ты с ним занималась.

Милена развернулась и попыталась убежать, но милиционер, несмотря на весьма массивное телосложение, был на редкость прыткий. Схватив Милену за шиворот, он прошипел, другой рукой шаря по ее карманам и выуживая ее ученический проездной на электричку:

— Что, как ты думаешь, с тобой произойдет, если я обо всем расскажу? Ага, как тебя зовут? Милена Бравс! Адрес указан и школа. Живешь не в Экаресте, а в области. Ага, все ясно, Милена! Тебя не только из комсомола и школы выпрут, а еще и на учет поставят! А то и под суд отдадут! Еще бы, ты ведь проституцией занималась, причем в общественном месте! Можно сказать, в самом сердце столицы.

— Я не проститутка, вы что. И вообще, у нас ничего не было, я отказалась, — залепетала Милена, надеясь на чудо, на что милиционер ответил:

— Не ври! Я все видел, и мое слово гораздо весомее твоего. Он тебя использовал и укатил, а мне с тобой тут возиться.

— Отпустите меня, дяденька милиционер, пожалуйста, — заныла, давя на жалость, Милена. — У меня мама больная, бабушка при смерти.

Мать у Милены была здорова, как кобыла, а бабки, что одна, что другая, скончались уже много лет назад.

— Так и ходила бы за бабкой вместо того, чтобы тут в кустах мужиков обслуживать, — заявил с усмешкой милиционер. — Отпущу, но сначала тебе придется свою свободу отработать.

Милена в ужасе зажмурилась, а потом бухнулась на колени. Милиционер закряхтел.

— Идиотка, поднимись сейчас же! Еще увидят. Я человек семейный, порядочный, такой гадостью западной не занимаюсь.

Милена раскрыла глаза.

— Говорю же вам, я не такая.

— Такая — не такая, какая, собственно, разница! Кое-кто из клиентов в «Москве» любит таких невинных деревенщин, как ты. Они в постели вроде особенно раскрепощенные.

Милена залилась румянцем.

— Ну, ты еще заплачь! И только не надо давить на жалость, гражданочка! Пойдешь со мной, отработаешь с одним человечком, денег с него получишь, мне отдашь — и дуй к себе домой! А если понравится и заработать захочешь, то всегда пожалуйста. Ко мне обращайся, я тебе с клиентами помогу. Беру по-божески, половина на половину. Другие вон только треть оставляют. А я добрый, у меня самого дочки в твоем возрасте. Кстати, одну тоже Миленой кличут.

Милена сообразила: дядя милиционер, сидевший около доходного места, отеля, в котором останавливались иностранцы и крутились представители столичного бомонда, работал типичным сутенером, поставляя всем желающим (конечно же, кредитоспособным) девиц для сексуальных утех. И, видимо, гарантируя им, что все будет шито-крыто и без малейшего намека на скандал.

— А Лариосик тут часто бывает? — спросила Милена, и милиционер на нее зашипел:

— Дурочка, забудь об этом вертопрахе! Не чета он тебе. Да все равно не помог бы стать фотомоделью. У них там такие решения другие люди принимают. А он так, мелкая сошка.

Милена сникла, а милиционер, беря ее за локоток и ведя в направлении гостиницы «Москва», произнес:

— Так что давай не болтать, а делом заниматься. Человек ведь ждет. А это очень серьезный клиент. И платит много. Причем в английских фунтах!

Перейдя с милиционером через дорогу, Милена услышала:

— Так, иди в переулок, вон там, справа. Там дверь железная, зеленая. Там и жди! И учти — если сбежишь, так я тебя в два счета найду. У меня ведь твой билет с именем и адресом. И тогда тебе плохо придется, Милена Бравс!

Он зашагал к парадному входу в отель, а Милена поплелась в проулок. Может, в самом деле сбежать, пока не поздно?

Но весь ужас был в том, что уже давно было поздно. Тем более что милиционер забрал у нее проездной на электричку и кошелек — вернуться назад, домой, она элементарно не могла.

А что, если этот самый клиент, который наверняка иностранец, поможет ей выехать за рубеж и сделать карьеру фотомодели?

Зеленая железная дверь распахнулась, и Милена увидела физиономию милиционера.

— Заходи, — сказал он, буквально втаскивая ее в длинный темный коридор. — Вот, держи. — Он сунул ей в руки пластиковый пакет. — Презервативы, интимный гель, наручники. Клиент любит с выкрутасами. По-английски умеешь?

— Не очень, — ответила Милена, вспомнив, что у нее, вообще-то, на носу выпускные экзамены, в том числе и по иностранному языку. Может, различать все эти кошмарные временные формы клиент поможет?

Они тем временем поднимались куда-то вверх по неосвещенной пожарной лестнице.

— Ни с кем, кроме него, не говори, ни на что не обращай внимания. Дежурная по этажу предупреждена, — вещал милиционер. — Ага, вот и пришли!

Он распахнул тяжелую дверь, и в глаза Милене ударили снопы света. Она ступила на красную ковровую дорожку, увидела лепнину на потолке, шелковые обои, золоченые канделябры.

Неужели она находилась не в сказке, а в центре Экареста?

Впрочем, если это и была сказка, то жуткая. Милиционер за ней не пошел, а дал напутствие: