— Насколько плоха китайская еда внизу? — спросил я, листая один из ее зашифрованных блокнотов.

— Очень. Но бывает и хуже, — сказала она, хватая горсть бюстгальтеров из своего комода.

— Они тебе не понадобятся, — сказал я, кивая на ее руку, — я пойду возьму немного еды. Не то чтобы твой подгоревший тост не был вкусным, куколка, но мне нужна настоящая еда.

— Ха-ха, — сказала она, беря лифчики и запихивая их в свою сумку, несмотря на то, что я не собирался позволять ей их носить, — что? Ты даже не собираешься спросить меня, чего я хочу? — спросила она, звуча искренне раздраженной этой идеей, когда я стоял в дверях.

— Подумал, что у меня будет достаточно еды, чтобы поделиться.

— Что, если мне не понравится то, что ты закажешь? — спросила она, уперев руки в бока.

— Мы серьезно спорим о гребаной китайской еде?

— Проблема скорее в твоём самоуправстве.

Она могла спорить, о чем угодно. Горячо. Я знал, что если не сдамся, то мы пройдем пару раундов. Без всякой гребаной причины. Именно такой она и была. И если бы это не было так чертовски горячо, я бы, наверное, счел это раздражающим. —Хорошо, куколка. Что ты хочешь съесть?

При этих словах она опустила руки с бедер и пожала плечами. — Я съем все, что угодно.

Это было так нелепо и неожиданно, что я поймал себя на том, что запрокидываю голову и смеюсь. — Ты, блядь, серьезно? — спросил я через смех, — ты злишься на меня за то, что я не спрашиваю тебя, чего ты хочешь, когда тебе плевать, что я закажу?

— Как я уже говорила… это дело принципа.

Иисус Христос.

Она была гребаным психом.

Но я спустился по пожарной лестнице, улыбаясь.

Я наблюдал, как люди за прилавком складывали в коричневый пакет соевый соус и горчицу, когда зазвонил мой сотовый. Этот звук сразу же наполнил меня ужасом. У меня не было другой работы. И хотя не было ничего необычного в том, чтобы получить звонок по поводу новой, они обычно начинали с предварительного сообщения с паролем, чтобы они знали, что это действительно я, прежде чем дозвониться до меня.

Я потянулся к нему и нажал кнопку вызова.

— Да.

— Брейкер, — скользкий голос Лекса донесся до моего уха и подтвердил бурлящее чувство в моем животе.

— Лекс, — ответил я скучающим голосом, хотя кровь стучала у меня в ушах.

— Как держится моя девочка?

Блядь. Это была зыбкая почва. Был шанс, что за мной наблюдали, что бы я не солгал. Но также нехорошо выглядело и то, что я расхаживал рядом с ней без наручников и выглядел ничуть не взволнованным. Черт возьми, когда мы ушли от меня, она выглядела только что оттраханной и довольной.

— Заноза в моей заднице. Потребовала, чтобы я отвез ее домой, чтобы она переоделась.

— Мне нравятся девушки с характером, — заметил он, заставив мои губы скривиться. Ему нравились девушки с характером, потому что ему нравилось ломать их. Больной ублюдок.

— Зачем ты звонишь Лекс? — спросил я, протягивая наличные девушке с едой.

— Присматриваю за своими инвестициями.

— Инвестициями? — повторил я, беря пакет с едой и направляясь к двери, выходя на тротуар.

— Да. У меня есть на нее планы.

— Хватит с меня этого гребаного дерьма, чувак. Чего ты хочешь?

— Мне нужно, чтобы ты привел мисс Миллер завтра ко мне в офис.

Дерьмо.

— В какой офис? — спросил я, зная, что это сильно повлияет на судьбу Алекс.

— Оскар-стрит, — немедля ответил он.

Дерьмо.

Дерьмо.

Дерьмо.

— Во сколько?

— Одиннадцать.

— Буду там, — сказал я, вешая трубку, прежде чем сказать, о чем я на самом деле думал.

А именно, что я должен забрать Алекс и убраться к чертовой матери отсюда.

У Лекса было несколько офисов в разных местах. Там были те, в которых он обсуждал новые деловые сделки. Офисы со столом, книжными полками и боковой панелью, полной хорошего ликера. Затем были «офисы», которые были дешево оформлены в передней комнате, потому что встреча действительно проходила в задней части, и это обычно означало, что много вашей крови будет смыто в канализацию, встроенную в пол.

Оскар-стрит один из таких офисов.

И если он был умен (а он был), то за мной следили. Побег не вариант.

Я поднялся обратно по пожарной лестнице с болью в животе, открыл дверь и застыл.

Алекс стояла перед своим столом, складывая блокноты в картонную коробку. Она переоделась в легкие потертые узкие джинсы и фиолетовую футболку с длинными рукавами. И лифчик, заметил я с ухмылкой. Но не это заставило меня остановиться.

Дело было в том, что она пела.

Медленная, мрачная песня о том, как улыбаться, когда твое сердце разрывается. У меня было смутное воспоминание о том, как она играла на какой-то старой радиостанции, когда я рос. Но тот, кого я слышал поющим, не отдавал этому должного. Что-то в этом, слетевшем с губ Алекс, в ее голосе, мягком, певучем, заставило слова тяжело опуститься у меня в груди. У нее был отличный голос. Но дело было не в этом. У меня перехватило дыхание, когда я на мгновение увидел Алекс за ее стенами и заборами — мягкую, милую и незащищенную.

— Ой, — сказала она, поворачивая голову и обнаруживая, что я стою тут. Румянец залил ее щеки, и она удвоила свои усилия, чтобы собрать вещи, притворяясь, что это отнимает у нее всё внимание, — я почти готова.

— Алекс…

— Просто нужно собрать кое-что из-под моей кровати, и мы сможем…

— Алекс.

— Что? — спросила она, уловив нотки раздражения в моем голосе.

— Лекс звонил.

Услышав это, она замерла. И ее глаза потеряли прежний свет и потускнели. Закрылась. Стены прочно встали на свои места.

Если это возможно, я ненавидел эту херню еще больше.

— Чего он хотел?

— Встреча в его офисе.

— В каком из них? — спросила она, и резкость в ее голосе намекала на то, что она уже знала все о его разных офисах.

— Оскар-стрит.

Она не побледнела. Ее рот не открылся. Она не начала волноваться. Нет. Алекс из вагона вернулась. Алекс, которая смирилась со своей судьбой.

— Во сколько?

— Одиннадцать.

— Хорошо,