litbaza книги онлайнРазная литератураСвет с Востока - Теодор Адамович Шумовский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 107
Перейти на страницу:
о происхождении языков и их последующих взаимоотношениях. Занятия грузинским, проводившиеся по вечерам, после рабочего дня, заставляли меня поздно уходить на ночлег за зону. Надзиратели, Груздев и Шульга, смотрели на это косо – вольнонаемным, даже в моем бесправном положении, не положено было слишком задерживаться среди заключенных. Как-то они даже «застукали» меня за тем, что, решив не проходить лишний раз мимо подозрительных вахтеров-охранников, я преспокойно улегся ночевать на скамейке, стоявшей в моем «кабинете». Это было прямым нарушением лагерного распорядка, стражи подали донесение старшему надзирателю – седому сержанту Окладникову, называвшему себя «начальником режима». Но ему в это время было не до меня: показалось ему, что один арестант не так на него посмотрел, как должно, и он принес мне свой рапорт на имя Синельникова о том, что з/к (заключенный) такой-то хочет его, Окладникова, «уничтожить». Мы с Сергеем Викторовичем посмеялись и над страхами бравого «начальника режима», и над его правописанием. А Окладников, поскольку его никто не стал «уничтожать», приободрился и начал было выговаривать мне за ночлег в зоне. Но я ответил: «Товарищ сержант! Мне действительно пришлось допоздна задержаться в зоне, потому что никак было не оторваться от страниц гениального труда товарища Сталина «Краткий курс». Потом прилег на пару минут, чтобы, передохнув, дальше читать. Вы-то, конечно, уже знакомы с этим великим произведением!» Окладникова моя горячая речь так сбила с толку, что он чистосердечно проговорил: «Я еще не читал…» – «Товарищ сержант, как же так? Вся страна читала, а вы нет! Странно, очень странно!» Бедный старик побледнел и быстро пошел прочь; мне стало его жаль. А «Краткий курс» у меня и в самом деле был, я попросил его у командира взвода охраны Попова, чтобы познакомиться с книгой, о которой говорилось денно и нощно. Кое-что прочитать в ней я успел, но судьба этого экземпляра «гениального труда» оказалась печальной: уголовники выкрали ее из моего служебного стола на раскурку. Такая же участь постигла и учебник терапии, присланный мне матерью Иры. Вверху титульного листа стояло: «С приветом из Заполярья. О. Серебрякова» – родители Иры жили в Мурманске. Эта книга стоит перед моими глазами до сих пор – так же, как присланные Ирой номера журнала «Ленинград» со стихами Леконта де Лилля и Артюра Рембо.

…Лето 1944 года кончалось. Однажды, зайдя в санчасть, я увидел в углу на скамейке тело, накрытое простыней. Мне сказали: у юноши-армянина завтра кончался срок заключения, а сегодня он решил пойти на лесоповал в последний раз, попрощаться с тайгой. От падавшего дерева отвалился небольшой сук, ударил юношу в висок, смерть наступила мгновенно.

Позже, зимой, мне предстало как бы продолжение скорбного зрелища. Был ясный морозный день, когда воздух как будто звенит от стужи. У санчасти, во дворе зоны, понуро стояла запряженная в повозку лошадь. На повозке помещался наспех околоченный ящик, в нем лежал обнаженный труп, вынесенный из стационара. Возница-заключенный вышел из санчасти с дощечкой, на которой значились «установочные данные» умершего: номер личного дела, фамилия, инициалы, статья уголовного кодекса, по которой он был осужден, срок заключения, начало и конец этого срока. Больше ничего. Возница приподнял крышку ящика, бросил дощечку на лицо покойнику. Она звонко стукнулась об окаменевший нос и провалилась куда-то вглубь. Живой человек тронул вожжи, лошадь поплелась, увозя мертвого человека к проходной. Через одиннадцать лет, уже в тайшетском заключении, я услышал: за проходной охранник молотком разбивает череп мертвецу – так надежнее, потому что вдруг заключенный притворился мертвым, а там, в лесу, куда его отвезут, выскочит из гроба и давай бог ноги! Враги народа, они ушлые, на все горазды.

Синельникова «за мягкотелость» сняли с должности начальника лагпункта еще в апреле. Конечно, инженер. Может, еще и непонятные книжки читает, какой из него начальник лагеря? Прислали хмурого и жесткого Василия Алексеича Иванова. Этот меня невзлюбил, до поры до времени терпел, потом, осенью, отставил от секретарства.

Пришлось искать новую работу. Как-раз понадобился предствитель от Нижне-Пойменского отделения на инвентаризации лесных складов нового подразделения лагеря – в Тунгуске. Меня послали туда. Тунгусское подразделение, недавно основанное среди еще более глухой тайги, чем старые «лаг-точки», располагалось километрах в двадцати пяти за 6-м лагпунктом, где я жил. Местный поезд ходил редко, я отправился по шпалам пешком.

Тайга прекрасна. Кто однажды ее увидел, тот не забудет стройных и сильных деревьев, прозрачных родников и чистого, наполненного хвойным запахом воздуха. Но жизнь тайги отравлена проклятием рабского труда и скорбью, витающей над лесными могилами загнанных узников. Тысячи подневольных бригад, сотни тысяч безвестных могил.

Если бы тайгу не отдали тюремщикам, она могла бы стать земным раем.

…Ты помнишь?

В закате зимнем

Снегов золотое море,

К лесам и вершинам синим

Уносится лыжный след,

Я мчусь по нему.

Навстречу

Вечерние мчатся зори,

И ветра мне сладки речи,

Как сладок любовный бред.

И вдруг я увидел нежность.

Стремительность в каждом нерве,

В ресницах – небес безбрежность

И льдинок солнца хрусталь.

Я тихо промолвил: «Пайва!»

И ты отвечала: «Тере!»

И судеб двойная лайва

Помчала нас вместе в даль.

Как хочется, чтобы все на земле было совершенным!

Я быстро шел по шпалам, оглядывая бежавший назад бесконечный лес. Кругом было пустынно и тихо, в чутком покое серого осеннего дня, наполненного неподвижным светом, стук шагов отдавался резко и остро.

– Стой!

Что такое? А, это я прохожу мимо какого-то лагпункта и меня окликает часовой с охранной вышки.

– В чем дело?

Я ведь уже «вольный», значит, могу и так разговаривать с охраной – недовольно, возмущенно.

– Кто такой?

– Вольнонаемный!

– Покажи документ!

Опять документ! Я вспоминаю того плюгавого на станции. Достаю удостоверение лаг-работника, где уже стоит не «з/к» – заключенный, а «тов.», иду к вышке.

– Не подходи! – вновь раздается голос. – Положь под камень, сам отойди в сторону!

– Черт с тобой…

Я выполняю приказание. Часовой опасливо подходит, берет удостоверение, одним глазом читает, другим следит за мной. Потом кладет спасительную мою бумагу под камень и возвращается на свою вышку, оглядываясь: не собираюсь ли я на него наброситься? Удостоверение-то да, конечно, а вдруг…

Я стараюсь быстрее уйти от бдительного служаки-охранника, от забора, который он сторожит. Тайга, снова простая тайга без людей, тихая и бесстрастная, смотрит на меня, я ищу успокоения в ее тишине и бесстрастности.

Но вдруг новый оклик:

– Шу-му! Шу-му!

Это уже теплый голос. «Шу-му» – так звучала моя фамилия в устах китайца Ван Чжи-яна,

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 107
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?