моё девятнадцатилетие. С тех пор не пью текилу.

— А зачем ты вернулся?

— Травма, — голос на мгновение стал похож на пересохшую листву. — Взял академ, чтобы подлечиться.

— И согласился спрыгнуть со второго этажа? — с ужасом восхитилась Ынбёль, скребя шею — та чесалась от холодного ветра. — С ума сошëл? Ещё болит?

Эллиот вздохнул, стянув шарф и кинув его на едва живую Ынбёль:

— Почему ты задаёшь столько вопросов?

«Блин, — упрекнула себя Ынбёль, — я устроила допрос. Вот Лекси рассмеялась бы».

— Боюсь, что ты иначе со мной не заговоришь.

— Это почему?

— Ты ведь ничего не спрашиваешь.

— У меня создалось впечатление, что у вашего дома слишком много ушей. Сколько вас там живет?

— Со мной семеро. Еще есть Вёльва, но она не совсем… живёт. Это те, в ком мы уверены.

«Очевидно же, что я говорю как ведьма», — разозлённо подумала Ынбёль и мысленно себя отругала, припомнив каждое оскорбительное словечко Перси.

— Про родителей лучше не спрашивать?

— Мы никого не убивали, — поспешно и немного с обидой выпалила Ынбёль. — В смысле… У Эр-Джея их, вроде бы, и не было. Он не признался, во всяком случае. Я знаю, что наша репутация не самая понятная, но не верь слухам.

— Унизила так унизила, — театрально скривился Эллиот. — Что насчёт твоих родителей?

Ынбёль скрючилась и затаилась в шарфе, нитки которого источали свежесть потрясающего одеколона.

Что сказала бы мама, узнай она, что она теперь убивает людей и ходит на свидания с мальчиками?

«Распутство — страшный грех!» — воскликнула бы она. Отлупила бы, возможно. Или тоже бы убила.

От этих мыслей потеплело настолько, что Ынбёль всё же уцепилась двумя пальцами за локоть Эллиота. Тот отреагировал мягким взглядом.

— А как твой проект?

Ынбёль совсем сникла.

— Давай лучше я буду спрашивать? — попросила она вкрадчиво.

Эллиот с милейшим вздохом согласился. То ли он всё детство водился с подозрительными личностями, у которых из карманов сыпались амулеты с горстями земли, то ли просто обладал титановым иммунитетом.

Скептик наткнулся на ведьму. Иронично.

В кафе понаставили неудобных высоких стульев, зато, сидя на них, можно было болтать ногами. На столе грелись только салфетки и солонки. Без кинжалов, бумаг, жуков в шкатулках и прочих атрибутов стало слегка неуютно. Ынбёль активнее заболтала ногами и начала оглядываться. Какое всё… человечное. Сколько она не выходила из дома и страдала над трупами-полуфабрикатами?

Из окна открывался вид на местный музей. Ынбёль пялилась на него, когда Эллиот принёс им кофе и мороженое. Странный выбор для ноября. Комбинация очень подходила Эллиоту.

— Не похоже на шоколадное, — заметила Ынбёль, заинтересованно склонив голову. По зубам тут же ударила чужая пластмассовая ложечка. Неприятно. Вкусно.

— Ореховое.

Эллиот сел напротив, поцарапал нос, чующий сладости, и снял пальто — без него он выглядел ещё лучше, чем в нём.

Вот и всё. Лицом к лицу. Не спрятаться в шарф, который продолжал стягивать шею Ынбёль, не подвернуть ногу, чтобы упасть и разорвать зрительный контакт. Глаза в глаза.

Эллиот носил блузку лебединого цвета и тонкий браслет с жемчужиной-застëжкой, а Ынбёль сидела перед ним в чужом свитере, в юбке из разных лоскутов, с щеками, растрëпанными от жара, и желанием поднимать давно спящие кости.

— Как чувствуешь себя?

— Нормально, — пискнула Ынбёль. Прокашлялась, немного выпрямилась. — А ты?

— Нормально, — согласился Эллиот.

Горячие чашки невольно сравнивались с температурой Перси. Аж раздражало. Ынбёль пыталась уйти мыслями из дома ведьм, увлечённо мешая мороженое и совершенно не зная, что делать дальше. Эллиот пил кофе. Что ж, его загадочность переходила все грани. Он сидел на свидании с девочкой-подростком, которая выглядела лохматым чудовищем, и совсем не беспокоился. А ещё молчал. Очень комфортно, но всё же молчал.

— Ладненько, — Ынбёль стала тормошить печального состояния рукава свитера, — можно я спрошу кое-что откровенное, а ты так же честно ответишь?

Грубые слова по отношению к Эллиот приравнивались к преступлениям, но он буквально уставился на Ынбёль. Словно наконец проснулся. Слегка откинул русую голову и уступил лишь наполовину:

— Сначала скажи, как по-настоящему себя чувствуешь, — и пояснил, хмурясь: — Потому что я не могу понять, сколько бы ни смотрел на тебя.

Ынбёль не задумываясь ответила:

— Я чувствую, как много во мне силы, а в руке только чайная ложка.

Эллиот малость рассеянно кивнул. Казалось, что такой ответ его сбил. Он принялся крутить свой кошелёк с облакообразными овцами-крошками и махнул рукой:

— Теперь спрашивай.

— Почему ты со мной гуляешь?

Ответ показался пощёчиной.

— Не знаю.

— Понятно, — Ынбёль попыталась укрыть обиду в тайном углу и на всякий случай скрылась в шарфе.

— Правда? — почему-то удивился Эллиот. — А мне вот не очень. Я немного запутался, если честно. В первую встречу ты показалась мне милой, а сейчас выглядишь так, будто можешь свернуть сознание.

— Перевернуть? — уточнила Ынбёль.

И получила уверенное:

— Свернуть.

Ынбёль опустила голову ниже, чтобы не было видно улыбки. Ей понравилась эта фраза. Понравилось, что она вызывает у других такое ощущение. У людей.

— Ты веришь в гороскоп?

Лицо Эллиота непроизвольно вытянулось, что абсолютно не сказалось на его красоте. Он моргнул. И, обнажив белые зубы и запрокинув голову назад, тихо засмеялся. Смех жемчужнее, чем застëжка на его браслете. А щёки тоже раскрасились.

Ынбёль почему-то ещё сильнее смутилась.

— Ты странная. Знаешь? — мягко спросил Эллиот. — Интересно переключаешься с себя на астрологию.

— Лекси странная, — насупилась Ынбёль. — А я так…

— Необычная, — снова уступил он.

— Именно! И вообще — разве это плохо?

— Ничуть, пока не зовёшь меня в подвал, — Эллиот сложил скульптурные руки перед собой. Ынбёль нервно усмехнулась, автоматически нащупывая баночку отвара в куртке. — Но зачем ты спрашиваешь?

— Примерно месяца полтора назад со мной произошло кое-что очень плохое. А следом что-то очень-очень хорошее, — сказала Ынбёль. — Я в тот день как раз прочитала гороскоп в одном журнале. Подумала, ну и чушь. А всё ровно так и произошло. Я только сейчас вспомнила.

— Почему же?

— Ты заставляешь думать о чудесах, — Ынбёль улыбнулась повержено. Она совершенно не была в состоянии вытаскивать из себя обычного человека. Она успела разучиться поддерживать нормальные разговоры. А ещё с Эллиотом хотелось быть искренней до самых костей.

— Что ж… — чуть-чуть смущëнно вздохнул Эллиот. — Я не верю в магию, эзотерику, гадания и всё такое. Я очень приземлëнный.

— А в зомби?

— Оживших мертвецов?

— Да. Ходячие косточки. В них веришь?

— Мне нравится концепт, но не думаю, что мы доживём до их появления.

— Ты скучный.

— Рациональный. Я верю в то, что вижу, слышу и чувствую. Одновременно. И никак иначе.

Возможно, поэтому дом его и пощадил. Не смог напугать.

Ынбёль восхитилась своим мыслям.

Какое-то