полночь мне отчётливо мерещилось, как за дверью кто-то бегает. Но раньше я часто болела. Ты понимаешь, каково это — спать в больницах. Все только и делают, что таскаются по палатам, поэтому я списывала чьи-то шаги на фантазию. Мы ведь все иногда что-то слышим? Что-то из прошлого.

— Я сплю в наушниках, — пожала плечами Ынбёль.

Лекси задумчиво прожевала кристаллы. Разгладила прядь волос, издалека похожую на кисточку белого соцветия, продолжила:

— За комнатой действительно бегало моё воображение. Это были иллюзии. Так Перси сказал. Когда он оставался со мной на ночь, то не мог понять, кто постоянно сидит под моей дверью. Я обычно слышала шаги сквозь сон и не жаловалась, но Перси в какой-то момент попытался не засыпать раньше меня. Он проверил. Так всё и вскрылось.

Лекси улыбнулась — очень по-цветочному.

— До сих пор помню, как проснулась и увидела Перси, вооружённого торшером. Теперь я не включаю его — он немного сломан, а Эр-Джею лень чинить. Просто создаю свет.

— Всё прошло? — поинтересовалась Ынбёль. — Иллюзии больше не бегают?

— Не бегают, — гордость от Лекси не исходила, потому что: — Но сидеть продолжают.

— А если дело в коридорах?

— Нет. Они совсем не такие. Просто любят темноту, что в этом такого? И знаешь, — она решительно заявила: — Не бойся их. Тебя никогда не тронут без причины. Ты и сама поняла это, просто ещё остаёшься человеком.

Ынбёль закрыла глаза и легла на окно. Рассказала о маленьком приключении: недавно она проснулась среди ночи с жутким желанием съесть печенье из китайского лимонника. Она ворочалась в своём шалаше и больше не могла заснуть, а вставать ленилась. Потом услышала стук в дверь. Сначала хотела растолкать Эр-Джея, затем попыталась найти фонарик или свечку, но всё будто пропало.

Потом Ынбёль набралась смелости и открыла дверь в коридор.

Проще было вытащить глаза и откатить их по ковру подальше, чем разглядеть что-нибудь. Однако привычного холода не было. Ынбёль присела, вытянула руку, наткнулась на что-то круглое — и с удивлением учуяла лимон.

— Это было блюдце с печеньем. Ты готовишь иначе, я уверена, — Лекси на это сразу кивнула. Любопытная, но не удивлённая. — Я сказала: «Спасибо, кем бы ты ни был». И, клянусь, оно посмеялось в ответ.

— Наверное, это одна из близняшек. Вот почему кухня была грязной, — она задумалась и поправила себя: — То есть грязнее, чем обычно.

Ынбёль решила попытаться:

— И всё-таки… что там обитает?

— Не знаю, — Лекси веселилась, болтая ногами, и вытягивала руки, на которых появлялась иллюзия бумажных ромашек. Медитация. — И никто не знает. Близнецы и близнецы, дальше узнавать не нужно. А если ты поймёшь, то тронешься умом, наверное. Крис нам головы открутит, если мы лишимся магии, но будем продолжать жить.

— Понятно, — посмеялась Ынбёль.

— Кое в чём я уверена точно: одно и то же существо видел каждый из нас. От него остаётся куча перьев. В волосах, в одежде, в еде. Он что-то вроде хранителя. Или смотрителя. Показывается, только когда дом в опасности. Ну, должен. Я в дневнике прочитала. А ещё в этой ванне в определённое полнолуние появляется русалка. Плещется, курит и слушает радио. Клёво, да? Я никогда её не видела, но после такой особенной ночи на бортиках сохнет слизь. Отвратительная, к слову. Мы её смогли отмыть, только когда все взяли тряпки и принялись оттирать. Тебе повезло, что ты ещё была человеком. Такое себе зрелище.

Лекси увлечённо делилась знаниями, не запинаясь и не запутываясь в словах. Она могла наплести что угодно, но все ведьмы смогут отличить ложь от правды.

— Слушай, — аккуратно перебила Ынбёль, — а про ягнёнка что-нибудь знаешь?

— Какого ягнёнка? — заинтересовалась Лекси.

— Не знаю.

— И я не знаю, — она глубоко задумалась. — Никогда не слышала. Может, он так на жертвоприношение намекал?

— Мне одной?

— Ты ведь не в курсе была. Он тебя пугает? Запугивает? Нет? — Лекси стала так судорожно соображать, что Ынбёль могла видеть слова, влетающие в её голову и молнией вылетающие обратно. — Обычно ягнят ассоциируют с жертвами. Вряд ли твой питомец просто так появился. Подкармливай его конфетами, и всё будет, как надо.

Лекси ободряюще клюнула в лоб, доела сахар, спрыгнула на слоёный коврик, утонув в луже, помахала и выбежала. Это обычное дело: прощаться, но не выходить за границы дома.

Ынбёль заправила большую футболку в шорты и поплелась на кухню. В голове всё ещё играло радио. Ынбёль чувствовала, что её походка изменилась. Простая и уверенная. Если раньше она будто бы наступала на цветы, потому что боялась сломать ногу и умереть от кровотечения, то сейчас сама себе стелила на пути радужные розы. Потому что хотела. Потому что могла.

Двери во все спальни были распахнуты из-за дня стирки. Эр-Джей лазил по комоду, выискивая любые мелочи, которым не хватало порошка. Набросал целую кучу, об которую запинался. Эш ворчал и всеми возможными эпитетами уничтожал Джебедайя. Полезные ископаемые и увеселительные росточки, запрятанные в майки, безжалостно кромсались на куски. Джебедайя грустил у входа. Выслушивал сердитое:

— Это ядовитое. А это давно умерло. А это как вообще поместилось в мой платок?

— Ты его даже не носишь…

— Он для очень сложного предсказания, а теперь пахнет жуками, мать твою.

Из-за света стало возможным разглядеть то, что обычно было скрыто. Коридорные обои — это отклеившаяся, в волдырях и царапинах бумага. Ковёр был покрыт пятнами от крови и пролитых напитков. Ынбёль старалась долго не смотреть, тем более в углы и картины. Это было уважительно. Она прошла целый лабиринт, переслушала все виды ссор, завалилась на кухню и закрыла дверь. Голоса остались в коридорах, но сюрпризы не закончились.

— Ты кто? — удивилась Ынбёль.

Около стола бледнел мальчик. По вампиризму — копия Перси.

— Выбрался оттуда, да? — вздохнула Ынбёль, решаясь по полной воспользоваться случаем. — А как ты умер? Что видишь? Как видишь? С кем живёшь? Можешь что-нибудь притащить мне? Мёртвое приветствуется. Не молчи, пожалуйста, мне правда интересно.

Мальчик, державший в руках какую-то коробку, старался не расплакаться. Ынбёль несмело уточнила:

— Ты чё, живой?

Что ж, она отвратительна в переговорах. Мальчик уронил коробку с печеньем и бросился к той двери, что вела в коридоры. «Ситуация, конечно, беда бедовая, да простит меня Джеб. Щас его сожрут, — испугалась Ынбёль, рванув следом. — Или покусают. Или заставят увидеть что-то». Сердце чуть не вспенилось. Пальцы почти схватили маленькую шею, но мальчик успел провернуть ручку, заскочить внутрь и пробежать немного, прежде чем удариться в живот ведьмы.

Перси невероятным усилием заставил себя не сматериться.

— Ой, — вздохнул мальчик.

— Ага, — Ынбёль удивилась