пять лет назад. Но это, как я понимаю, не срок, потому что ваша история двадцатилетней давности. Поэтому ничем вам помочь не смогу! Ну, может быть, в чем-то другом…

– Вот ради этого другого мы к вам, собственно, и пришли. Вы говорите, что устанавливаете наблюдения за каждым приезжим. Это так?

– Да, это так. Но не понимаю, куда вы клоните?

– Нас интересует пребывание в Сорокопуте господина Скворчанского: куда ходил, с кем встречался. Я надеюсь, вы сможете предоставить нам такие сведения?

Исправник задумался, вернее сделал вид, что задумался. У него не было никаких мыслей. Он уже решил – в том, что губернские сыщики узнают о пребывании в Сорокопуте их же земляка, нет ничего опасного. Просто делать вид, что думаешь, его научил предшественник, уверяя Никиту Станиславовича: подобное поведение делает человека в глазах собеседника не какой-то там пустышкой, а лицом серьезным и основательным, внушающим уважение.

– Ну так что, мы сможем получить эти сведения? – вывел Фома Фомич из искусственной задумчивости сорокопутовского исправника.

– Не вижу в том никаких препятствий…

– Значит, вы нам позволите взглянуть на бумаги?

– На какие бумаги? – исправник сделал вид, что не понимает, чего хотят от него губернские сыщики.

– Рапорты, которые составлял агент после…

– Конечно можно, хотя… Я вспомнил, у нас небольшая неприятность…

– Какая неприятность? – Фон Шпинне успокоенно улыбнулся, поняв, что не все так благополучно в уездном городе Сорокопуте, как это казалось вначале. Это кажущееся благополучие даже несколько настораживало.

– Да понимаете, у нас небольшой хаос с полицейскими бумагами, будет трудно отыскать нужные документы…

– Что так?

– Борьба с мышами. Повадились, знаете ли, грызть уголовные дела, поэтому пришлось в срочном порядке из одной комнаты все бумаги перенести в другую. Да вам, собственно, зачем эти бумаги? Просто поговорите с агентом Канашкиным, он вам все расскажет. И должен вам по секрету заметить, что если рассказчик он еще туда-сюда, то писатель из него никакой, в этих его рапортах сам черт ногу сломит.

Разумеется, никакая борьба с мышами не велась. Просто не было рапортов, вот и все.

– Да мы так и хотели поступить с самого начала, если ваш агент сможет по памяти восстановить все места, где Скворчанский бывал, находясь в Сорокопуте!

– Ну, это он вспомнит, а ежели что, то мы поможем… – руки исправника сжались в кулаки.

– И еще один вопрос, господин исправник…

– Да-да!

– Разговаривая с кладбищенским сторожем, нам стало известно, что за могилами Глафиры Прудниковой и ее родителей ухаживает какая-то молодая женщина. И судя по всему, она не местная, по крайней мере сторож ее не знает. Вы что-то можете сказать об этом?

– Да, действительно, за какими-то могилами на Суриковском кладбище ухаживает некая особа. Мне это известно, однако полицию это не интересует!

– Почему? – вскинул брови Фома Фомич.

– Вас, наверное, удивляет, что к одним приезжим мы проявляем пристальное внимание, а к другим – нет?

– По правде сказать – да!

– Ну, это просто объясняется. Мы знаем, зачем эта особа приезжает в Сорокопут. Она приезжает ухаживать за могилами. И для нас этого достаточно, чтобы объяснить ее пребывание здесь…

– А вы можете назвать нам ее имя или фамилию?

– Нет! Мне ее имя неизвестно… – ответил исправник.

Настало время задуматься Фоме Фомичу. Начальнику сыскной было не совсем понятно, отчего со стороны исправника, который подозревает всех чужих, такое равнодушие к этой женщине. Неужели только потому, что он знает, зачем она приезжает в уездный город?

– Вас что-то смущает? – спросил у задумавшегося Фомы Фомича исправник.

– Нет, меня ничего не смущает, просто возник еще один вопрос. Может быть, вы знаете, откуда она приезжает?

– А вот это я знаю, она приезжает из Татаяра!

– Вот как! Из Татаяра?

– Да, именно из Татаяра. Хочу заметить, что в последнее время к нам оттуда прямо настоящее паломничество, даже не можем взять в толк, к чему бы это?

– И еще, господин исправник, тут ходят слухи, что Прудникову Глафиру якобы похоронили живой. Вы что-нибудь слышали об этом?

– Не буду врать, слышал. Но сразу же хочу оговориться, я в это не верю, считаю россказнями. Однако, как говорится, на каждый роток не накинешь платок.

– Но с другой стороны, Никита Станиславович, мы с вами служим в полиции и должны понимать, что под всяким слухом…

– Согласен с вами! – даже не дослушав Фому Фомича до конца, произнес исправник. – Однако слух уж больно мистицизмом попахивает. Он ведь появился не потому, что кто-то что-то знает относительно похорон, а потому, что ходят другие слухи, будто бы эту самую Глафиру видели живой, что само по себе маловероятно… Я уж, извините, интересовался заживо похороненными, и вы знаете, редко кому удавалось выбраться из могилы. А из наших могил вообще не выбраться, потому как они глубокие, да и гроб забивается гвоздями. К тому же Прудникова, насколько мне известно, не отличалась богатырской силой. Достаточно вспомнить, что это была молодая женщина, перед смертью болевшая. К тому же если бы ей, предположим невероятное, и удалось выбраться из могилы, то это не осталось бы незамеченным. Кладбище находится не где-то на окраине, а при церкви. Служащий там сторож каждый день его обходит и наверняка заметил бы разоренную могилку. Думаю, что шуму в Сорокопуте было бы очень много…

– А вы, господин исправник, не думали, что в могиле может быть пусто…

– То есть как пусто?

– Предположим, что Глафира не умерла, а ее похороны были всего лишь инсценировкой…

– Но кому это нужно?

– Это другой вопрос, и на него мы не сможет ответить до тех пор, пока…

– Пока что?

– Пока не проделаем целый ряд действий…

– О каких действиях вы говорите? – насторожился исправник.

– Я говорю об эксгумации!

После слов фон Шпинне даже сидящий до того истуканом Кочкин ожил и удивленно взглянул на своего начальника. Исправник же замахал руками, как бы говоря: «Да вы что, какая эксгумация? Зачем это нужно?» Вслух же Померанцев сказал:

– Но что вам это может дать?

– Не только нам, но и вам. Во-первых, можно будет удостовериться, что в могиле похоронена Прудникова, а не кто-то другой, или что там вообще закопан порожний гроб. Во-вторых, и это нужно вам, будет наконец поставлена точка в этом деле, и слухи, которые окружают эту смерть и эту могилу, пойдут на убыль, а вскорости исчезнут…

– Ну, я даже не знаю, стоит ли копаться в истории двадцатилетней давности, тревожить покой мертвых…

– Но ведь мы-то не знаем, мертвых ли. Может быть, слухи верны, и Прудникова жива. Единственный способ это узнать – провести эксгумацию…

Исправник снова задумался. На