пять лет назад кем он был? Всего лишь становым приставом! А теперь он уже исправник! И все благодаря чему? Правильно, благодаря верно составленной документации… Становых сотни, а выбрали из этих сотен его. Почему выбрали, мы уже знаем. Философия Никиты Станиславовича заключалась в следующем: служа в полиции, на каждое действие нужно обязательно составить бумагу. А можно просто составить бумагу, что такое-то или такое-то действие было произведено. Но чтобы производить действие, а бумаги не составлять – это было выше всякого понимания, это была дурость в чистом виде, так это понимал Померанцев. Однако в его глазах фон Шпинне не выглядел дураком, напротив, Никита Станиславович понимал: это умнейшая и хитрющая бестия. Достаточно вспомнить историю с фальшивой эксгумацией. Как он все ловко разгадал и предугадал! Нет, не прост этот фон Шпинне, не прост, и, стало быть, в его действиях есть какой-то смысл. Но Померанцев даже и не думал вникать в этот смысл, да и зачем?

– Кто нам понадобится? – спросил у Фомы Фомича исправник.

– Только рабочие, больше никто, те, кто вскроют могилу, поднимут гроб, а потом, после того как мы его осмотрим, вернут назад.

Через сорок минут трое огромных землекопов, неведомо где найденных, с большими лопатами стояли у могилы Прудниковой и ожидали приказа. Фома Фомич подошел и объяснил, как они должны действовать.

– Поднимаете гроб, ставите вот сюда и уходите с кладбища, но не совсем, ждете вон там, за оградой. После того как мы все осмотрим, позовем вас назад, вернетесь, все поставите на место и закопаете обратно. Вы меня поняли?

– Поняли! – ответили хором землекопы.

– Тогда приступайте!

Землекопы работали споро и дружно. Было видно, что занимались они этим делом не в первый раз. Не прошло и получаса, как была вырыта яма в человеческий рост. Лопата ударилась обо что-то твердое и пустое.

– Гроб, – проговорил Померанцев и заглянул в могилу. – Давайте, ребята, поднимайте!

После того как гроб с помощью пеньковых веревок рабочие вытащили на белый свет и установили там, где указал фон Шпинне, они закинули лопаты на плечи, ушли за кладбищенскую ограду и в ожидании остановились.

– Ребята, а топор-то где? – крикнул им исправник.

– Да тама, сбоку!

– А, вижу, вижу…

Исправник сорвал несколько побегов в обилии растущей здесь щирицы, собрал в веник и обмахнул им гроб. Несмотря на то что он пролежал в земле двадцать лет, дубовые доски выглядели очень хорошо, только местами, на углах, где сошел лак, были видны ходы древоточцев. Померанцев отбросил веник и, подхватив топор, хотел уже сорвать крышку, но фон Шпинне остановил его.

– Погодите, Никита Станиславович, я хочу все хорошенько осмотреть.

Фома Фомич обошел гроб вокруг, затем пучком травы потер некоторые места, удаляя с них прилипшую красную глину.

– Никита Станиславович, – позвал он исправника, – вот взгляните!

– Что? – Померанцев подошел и наклонился.

– Здесь! – Фон Шпинне ткнул длинным пальцем. – Видите?

– Да, – кивнул исправник – это скол!

– Верно, скол! Такой же здесь, и здесь, и еще на той стороне.

– Но что это значит? – исправник задавал вопрос, хотя уже знал на него ответ и не хотел в это верить.

– Это означает, что гроб уже вскрывали и, судя по сколам, не так давно, глина все сохранила.

– Но как такое могло быть! – воскликнул Померанцев. – Как такое могло произойти без моего ведома?

Фома Фомич на это восклицание ничего не сказал, только рассмеялся.

– Кто-то уже вырывал гроб и, более того, открывал его, что и нам сейчас предстоит сделать, вы готовы?

– Ну а куда деваться! – кивнул исправник. Он поднял топор, вонзил его под крышку и с силой надавил. Раздался жалобный скрип, и крышка с одной стороны приподнялась.

Землекопы стояли за кладбищенской оградой и безучастно наблюдали, как два господина орудуют топором и поднимают крышку гроба. Какое-то время осматривают содержимое, затем закрывают, вбивают на место гвозди. Потом взмахом руки зовут рабочих назад.

– Ребята! – обратился к землекопам фон Шпинне, когда они подошли к яме. – Вы же, наверное, не в первый раз могилы раскапываете?

– Нет, не впервой! – ответил ему старший.

– Ну тогда скажите мне, давно ли здесь копали? Двадцать лет назад?

– Да не так чтобы и давно, ну, может года полтора, два, самое большое три. Земля еще не уплотнилась, кто-то рыл тут до нас. Двадцать лет, это любая могила, если ее не трогать, в целину превращается, а тут трогали.

– Спасибо вам, братцы! – поблагодарил землекопов фон Шпинне. – А теперь… у вас есть ли гвозди?

– Найдем!

– Забейте еще для верности в крышку, чтобы держалась…

– Будет сделано!

– А после заройте.

Исправник полез в карман, вынул кожаный кошелек с фермуаром, раздался щелчок. Достал ассигнацию и вручил старшему.

– Когда все сделаете, позовете сторожа, пусть наведет порядок, и помалкивайте, где были и что делали.

Те заверили его в полном понимании и готовности держать рот на замке.

Когда Фома Фомич с исправником покинули кладбище и направились в сторону уездного полицейского управления, до половины пути шли молча. Начальнику сыскной вообще не хотелось говорить, а исправник все никак не мог сформулировать просьбу. Наконец решился.

– Вы, Фома Фомич, расскажете там, у себя, в Татаяре?

– Что расскажу?

– Ну, про то, что у нас тут случилось. Мне бы не хотелось…

– И что вы предлагаете?

– Может, мы договоримся с вами как-нибудь, ведь если про это никто не узнает, то никому и не будет плохо, а если узнают, то какая польза…

– Мудрено, Никита Станиславович, излагаете. Польза, вред… все это ерунда. Я никому ничего докладывать не буду. Да и зачем мне это нужно? Разве что доставить вам неприятности, но у меня, поверьте, нет подобного желания, да и дел очень много, чтобы находить время для доносов! Все это пусть будет на вашей совести…

– Пусть будет на моей совести, – мелко затряс головой исправник. – Однако… – Он потер палец о палец, намекая на мзду.

– Ничего этого не нужно! – отрезал фон Шпинне.



Глава 24

По дороге в Татаяр

Поезд, в котором ехали Фома Фомич и Кочкин, отставал от графика на целых четыре часа, поэтому летел на всех парах, минуя полустанки и маленькие станции.

– Мчимся как на литерном, – проговорил, глядя в окно на быстро меняющийся пейзаж, фон Шпинне. – Да, железная дорога – это великое дело! Не будь железной дороги, сколько бы времени нам понадобилось, чтобы добраться до Сорокопута? Никак не меньше двух суток, на лошадях, да по скверной дороге, удобств никаких, жутко даже себе представить. А раньше как-то люди ездили и ничего, добирались до