она нравилась. Немного непутевая. Но она была хорошей.

Мы помолчали немного. Я поняла, что лицо Сэм потеряло четкость в моей памяти. Черты стерлись, остались только необыкновенные рыжие волосы.

– Захария… возможно, скоро станет верховным магом Даригона. Ему удалось сбежать из Миравингии.

– О, об этом ублюдке я не беспокоюсь! Даже болезнь его не брала. Он так привык выживать и изворачиваться, что выплывет в любой мутной воде.

Разговор о старых знакомых помог. Как будто в комнате потеплело, и взаимное напряжение смягчилось.

– Скажи, Мальта, ты не держишь на меня зла?

Его вопрос сильно удивил меня.

– Нет! Конечно же, нет. За что?

– Я смог сбежать из Башен Пепла, бросив тебя там. Когда обещал…

– Ты правильно поступил, – я коснулась его руки, ладонь парня была твердой и горячей. – Ты должен был спасаться, раз представилась возможность. Я же сама передала твое послание Йотуну.

Взгляд черных не человеческих и не тролльих глаз прожигал меня чуть ли не насквозь. Что он старается увидеть? Я говорила абсолютно искренне.

– Все-таки ты удивительный человек. Я бы на твоем месте не был столь великодушен.

Он надавил на переносицу, как будто испытал внезапную головную боль. Когда он поднял на меня глаза, то сказал:

– Мальта, у меня есть план, как освободить тебя от всего этого. Я не забыл своего обещания.

– Да?

Он уловил сомнение, прозвучавшее в этом коротком вопросе.

– Знаешь, что самое худшее в положении пленника?

– Догадываюсь, – буркнула я.

– Я говорю о том, что ты не можешь принять никакое решение. Ты существуешь, как скотина на ферме: сегодня тебя кормят, завтра – зарежут. Никаких планов. Никаких обязательств. Ничего. Именно поэтому дворяне, что тролли, что люди, так кичатся, когда дают «слово». Потому что их слово действительно что-то значит. Это роскошь, Мальта, сдержать свое обещание. Теперь мое слово тоже имеет вес. Я обещал тебе защиту и сделаю это… если, конечно, ты захочешь принять мою помощь.

Его горячность тронула меня.

– И что ты предлагаешь?

«Стать твоей наложницей» – мелькнула предательская мысль.

Люк как будто прочитал мои мысли и покачал головой.

– У Тени не может быть наложницы. Нет. Я говорю о независимости, о настоящей свободе.

Тут я устыдилась своей подозрительности.

– Я слушаю.

– Потребуется терпение и доверие. Главное, что ты не попала к ведьмам. Это облегчает нам задачу.

«Нам». Как будто мы уже вместе.

– И почему же? Что не так с ведьмами?

Я продолжала испытывать его.

– Их положение не очень прочное. Представь, что будет, если король лишит их своей милости? Его настроение и симпатии переменчивы. Смехотворный замок, затерянный в туманах, окруженный тролльими гарнизонами со всех сторон. Они в ловушке.

– И ты знаешь, где находится этот Белый замок? – как можно спокойнее спросила я.

– Да, был там несколько раз… с королем, – рассеянно ответил он.

«Нет, Мальта, оставь, не спрашивай ничего про замок. Потом…»

Я призвала на помощь все свое самообладание. Искушение было очень велико. Но одно неосторожное слово могло все испортить.

– Так в чем заключается план по моему освобождению?

– Я хочу убедить Йотуна в том, что заинтересован в сохранении тайны твоего дара.

«Это будет не очень трудно», – подумала я.

– Тем более это правда. Я скажу ему, что против короля зреет заговор, и ты можешь помочь его раскрыть. Кстати, это тоже может оказаться правдой.

Он снова устало потер переносицу. Рукав сдвинулся, открывая татуировку с крылатым змеем. Кольца шевельнулись. Блеснула чешуя.

– Мы станем видеться, Йотун потеряет бдительность. А потом ты умрешь.

Это было неожиданно, что пришлось переспросить.

– А потом я что?

– Да, ты умрешь. Смерть – это единственный способ обрести свободу. Какой спрос с того, кого нет?

Он сошел с ума. Спятил. Подвинулся рассудком.

– Эм-м… Но я все-таки не очень хочу умирать.

– Ты забыла, что я довольно неплохой целитель? – он усмехнулся. – Я говорю о том, что мы разыграем твою смерть. Это будет непросто. И да, это опасно. Ты не будешь дышать, твое сердце не будет биться. Даже Йотун не поймет, что ты жива. Я приготовлю зелье и заклинание. И это гораздо лучше, чем пытаться манипулировать твоим даром, блокируя видения. Да, риск велик. Но после этого ты сможешь исчезнуть.

– Куда? Куда я исчезну, Люк?

– Я могу увезти тебя в глубину туманов. Ты сможешь вести спокойную жизнь.

– На склоне красных гор в хижине… – пробормотала я. – Ты будешь меня навещать?

– Изредка. Но мы сможем разговаривать…. Писать. Ты не будешь нуждаться. И тебе не надо будет быть ничьей наложницей.

– Надо будет лишь умереть.

– Не отвечай ничего сейчас. У нас еще будет возможность поговорить. Просто знай, что я тебе помогу.

Он поднялся, давая понять, что наш разговор окончен.

– Я подумаю, – ответила я.

Люк покинул дом Мага, а я вернулась на праздник, незаметно смешавшись с пестрой толпой гостей.

* * *

Я почти ничего не замечала вокруг. Сердце отчаянно колотилось и никак не могло уняться. А я снова и снова повторяла каждое слово из нашего с Люком разговора.

Исчезнуть… с одной стороны, – это было заманчиво. Но с другой, если подумать, то я просто меняла «покровителя». Люк же будет знать о том, что я жива и где нахожусь.

– Спой, Тисса, – приказал Маг, вырывая меня из раздумий. – Если бы не ее золотой голос, то…

Другие тролли оживленно загудели, многие закивали.

– О, да! Я слышал ее на одном вечере. Ни с чем не сравнимое звучание.

– И ты посадишь эту птичку в клетку?

– Она будет петь для меня, – прозвучало хвастливо и не слишком достойно.

Я думала, Тисса откажется, заупрямится.

Но она одарила своего покровителя очаровательной улыбкой и вышла в центр зала. Отчего-то мое сердце тревожно сжалось. Было что-то в ее глазах…

– Я сама написала эту песню, – сказала Тисса и снова улыбнулась. – Она называется «Я признаю».

В зале воцарилась вежливая тишина, и тогда тролльчанка запела высоким и сильным голосом, который отзывался дрожью в затылке:

Признаю, я никогда не любила тебя,

это правда,

Во мне не осталось стыда,

Открыто говорю тебе об этом.

Я словно сама не своя…

но уже поздно плакать.

Моя любовь для другого,

и я провожу ночи без сна

вдали от нашей постели.

Забыть его невозможно,

и я не стану просить о прощении,

Ни тебя, никого.

Я должна преклоняться пред тобой,

Любить до самозабвения.

Ты можешь меня уничтожить.

Но ты больше не мой покровитель,

у меня другая любовь.

Забудь навсегда обо мне и не вспоминай –

мне не нужны твои слова, твои подарки.

Свое снисхождение дари другой,

я не хочу ничего знать о тебе, с меня хватит.

Нет, не уговаривай

я хочу, чтобы ты понял разницу

между мной и другими, с кем сведет тебя жизнь.

Я тебе уже не принадлежу,

Одержать победу надо мной ты не сможешь,

потому что я покорилась уже давно…но другому.

Я должна преклоняться пред тобой,

Любить до самозабвения,

ты можешь меня уничтожить.

Но теперь ты больше не мой покровитель,

у меня другая любовь.

Я стояла, пораженная, остальные гости, ученицы и наставницы, тоже пребывали в оцепенении. Тот, кому была посвящена песня, был в ярости.

– Прием окончен, – прозвучали в тишине его холодные слова.

Маг вышел, а Тисса так и осталась стоять, гордо вскинув подбородок, в ее глазах разгоралось непокорное пламя.

Ученицы и наставницы не попрощались с ней. Они обходили ее, стараясь не смотреть, точно она была поражена заразной, срамной болезнью. Только Атали бросила долгий прощальный взгляд.

Возвращались обратно в дом в гнетущем молчании. Только один раз Винга прошептала: «Зачем она так?»

Пользуясь преимуществом скрывающих глаза украшений, я не смогла устоять и вызвала видение.

Тисса лежала на полу, скорчившись у ног Мага, из рассеченной губы текла кровь.

– Ты не ценишь хорошего к себе отношения, – его голос звучал подчеркнуто спокойно, но все-таки чуть вибрировал. – Но теперь ты принадлежишь мне.