В этот самый момент я понимаю, что опустившийся на самое дно измученный профессор английской литературы как раз в моем вкусе. Моего пристального взгляда он даже не замечает – так занят поисками телефона в море конфетных фантиков.

В этом внезапном и несвоевременном озарении вся я, настоящая Наоми Уэстфилд. Если бы Николас знал, о чем я сейчас думаю, он бы так разочаровался во мне, что, наверное, сел бы на самолет и улетел из страны.

– Ожидать, что я буду «великодушнее», – твоя первая ошибка, – отвечаю я. – Дебора треплет тебе нервы двадцать четыре часа семь дней в неделю, а ты окружаешь ее вниманием и осыпаешь подарками. И вот результат! А знаешь, отчего результата нет? Все время быть понимающей и говорить: «Все, что захочешь, милый. Перешагивай через меня сколько угодно! Забудь, что я вообще существую». Так у тебя есть разрешение всегда ставить мои чувства на второе место. Ведь я должна быть великодушной. Терпеливой. Молчать, пока ты нянчишься с ней. Так что я сменю тактику, потому что рассчитывать на другие результаты, продолжая делать то же самое, просто глупо. А схема Дебби работает. Оказывается, быть плаксивой занозой в заднице работает. Может, и мне стоит начать звонить тебе на ресепшен.

Только посмотрите, как ловко я перевела стрелки на него. Одна из моих лучших импровизаций! Наверное, это все свежий лесной воздух и куча времени, когда никто не мешает строить козни – мой зловредный потенциал явно активизировался. Превосходное ощущение. Жить вдали, в глуши от всех – вот это настоящая забота о себе.

Он уже открывает рот, готовясь возразить, но тут раздается тихая вибрация. Телефон на беззвучном режиме, но только что пришло уведомление. Мы оба смотрим на каминную полку, где он стоит на зарядке. И оба бросаемся в ту сторону. Я путаюсь в одеялах, и эти секунды промедления оказываются решающими. Пока я высвобождаюсь, он уже у камина, пальцы сжимают темный экран, где мигает зеленый огонек. Электронное сообщение? СМС? Может, это «Принт-райт» ответил на резюме, и от возможного содержания письма у меня сжимается желудок, особенно при воспоминании о моем графике достижений. Сто процентов отказов и ноль согласий. «Вы перспективный работник, просто не совсем подходите нам сейчас». «Хороший специалист, но все же недостаточно».

Если мне не хватило всего чуточку, так даже хуже. Лучше бы они сказали: «Вы даже близко не подошли. Мы даже не рассматривали вашу кандидатуру». Тонкой иглой колет беспокойство, мозг раскалывается пополам, мысли разбегаются в разные стороны. Я тону в воздухе, тело горит, но эту реакцию необходимо скрыть. Там точно отказ. Всегда будет отказ.

Шансы не просто один к десяти или к пятидесяти пяти или к чему-то еще, за что можно было бы уцепиться с оптимизмом. Шансы таковы: мне совершенно точно кто-то отказал. И я не могу позволить Николасу увидеть это письмо. Не могу позволить, чтобы он вслух сосчитал и зачитал подробности моих неудач. Он не знает, каково это – не получать того, чего хочешь; он из тех, кто считает, что упорным трудом можно добиться чего угодно.

Для него я просто легкомысленная бездельница без амбиций, а если они вдруг появляются, я недооцениваю себя, пытаясь облегчить боль от неотвратимого разочарования. Не использую возможности полностью. А это уже для семейства Роуз смертельный грех и корень всех моих проблем. Уверена, они шепчутся об этом у меня за спиной.

Чего он не знает, так это что я на самом деле пытаюсь, а потом прячу следы своих провалов. Вот одна из причин, почему за подколы по поводу отсутствия диплома я ненавижу его не так сильно: он даже не знает, что я пыталась его получить. Его не было рядом, когда я опускала в шредер письма с отказом – доказательства, что родители были правы и стоило больше внимания уделять учебе, а не записочкам под партой.

Только потом я закалилась и изменила свое отношение, оставив всего один защитный механизм. Кому вообще нужен этот диплом? Точно не мне. Я рада, что не пошла в колледж, – вы посмотрите на этих неудачников с кредитами на учебу, в долгах по самые уши, и их все равно никто никуда не берет.

– Отдай! – кричу я, пиная его под коленку.

Он держит телефон высоко, чтобы я не дотянулась. Терпеть не могу, когда он так делает: использует свое преимущество высокого роста против меня.

– Заберу на время, пока не куплю новый. Все по-честному.

– Верни! – Я подпрыгиваю, хватая руками воздух. – Это мое!

Он поджимает губы, подозрительно разглядывая мое порозовевшее лицо.

– Почему ты так боишься показать мне свой телефон?

– Я не боюсь. – Ложь слишком очевидна, даже не сомневаюсь. – Отдай. – Отчаянно барахтаясь, я пытаюсь дотянуться, но без толку. Он такой высокий, а я будто попала в ловушку, как Бенджамин Баттон, – с каждым прыжком будто становлюсь все ниже. – Я серьезно, Николас. Мне жаль, что твой телефон разбился. Я куплю тебе новый. Извини, хорошо? Просто отдай его.

Выражение лица Николаса становится прямо-таки убийственным. Находясь так близко, я вижу отражение собственного перепуганного лица в его зрачках, как в двух черных зеркалах. Вижу то, что видит он, и понимаю, на что это похоже.

– Получила сообщение от кого-то? – шелковым голосом спрашивает он, но в мягкой ткани скрывается острие, готовое проткнуть артерию, едва коснувшись.

– Нет. С чего ты решил? Отдай телефон. – Я выжидательно протягиваю руку и вкладываю в приказ как можно больше властности. – Сейчас же.

Николас смотрит на меня, ноздри раздуваются.

– Так это он, да?

– Кто? О ком ты говоришь? – качаю головой я. – Верни телефон! Я не шучу, – рявкаю я. – Это моя частная собственность, удерживать ее незаконно.

Николас переводит взгляд на предмет спора, его большой палец дергается, будто чтобы коснуться черного экрана и вытащить на свет все мои уведомления. Сама не ожидая от себя такого, я слетаю с катушек и в следующий миг уже вишу у него на спине, хватаясь за шею, приближаясь к цели, а он пытается меня стряхнуть.

– Отдай! – пронзительно верещу я. – Это мое! – Я полностью теряю разум, обычно контролирующий, какие слова можно произнести, а какие только мысленно проорать в лихорадочно мечущемся сознании. – Делай, как я говорю, а не то…

Николас, сделав пару шагов назад, с силой, а отнюдь не мягко, ударяется спиной о стену. Я дергаю его за волосы, и он поворачивается, падая спиной на диван. Не стоило этого делать, потому что теперь я железной хваткой вцепилась в него руками и ногами, и он похож на перевернувшуюся черепаху. Часть драгоценной энергии уходит на то, чтобы спихнуть его с дивана лицом на пол, и я наслаждаюсь триумфом, но лишь краткий миг, пока он не начинает сопротивляться.

– Слезь с меня! – Он перекатывается, но меня переполняет решимость и энергия, накопленная за весь день при помощи конфет и реалити-шоу «Настоящие домохозяйки», а у него выдался нелегкий день. Мать звонила ему в офис раз пятьдесят. У меня есть преимущество. Сейчас я сижу на нем верхом и держу его за горло.

– Отдай телефон!