Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андре подошёл к ребёнку, придвинул стул и сел напротив.
– Жоэль, – обратился он к мальчику, – Жоэль, ты слышишь меня? Сколько пальцев я показываю?
– Он не слышит, – разрыдалась Элен, – он ничего не слышит, господи…
– Замолчи! – крикнул на неё месье Бёрк.
Мальчик не двигался с места. Он смотрел на профессора стеклянным, застывшим взглядом, будто не на него, а сквозь, будто не чувствуя даже, что перед ним кто-то есть.
Элен зажала рот руками, не давая вырваться крику, только изредка невнятные всхлипы проходили сквозь её тонкие пальцы.
Доктор достал из кармана небольшой фонарик и посветил мальчику в глаза. Ребёнок зажмурился.
– Хорошо, – сказал Андре.
Потом резко хлопнул у самого его уха. Ребенок вздрогнул, но снова застыл.
– Всё нормально, – подытожил Бёрк, – всё нормально. Небольшой побочный эффект. Сделаем перерыв на пару дней.
– На пару дней? – не выдержала Элен. – На пару дней! – уже кричала она, вытирая с лица и сопли, и слюни, и всю подступившую истерику.
– Хорошо-хорошо, – Андре встал со стула, – на пару недель. Сделаем перерыв на пару недель. И пожалуйста, не надо вот этого всего, – он указал брезгливым жестом на её заплаканное лицо. – Я не люблю истерик, да и ты пугаешь ребёнка.
– Я пугаю ребёнка? – Она вцепилась в мужа, обеими руками схватив его за грудки. – Я пугаю ребёнка? – громким шёпотом процедила сквозь зубы. – Ты взял его как подопытную мышь и ставишь на мальчике незаконные опыты! Я всё поняла…
Странно, что до неё дошло, подумал Бёрк. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться.
– Я не ставлю на нём опыты, Элен, – он освободил свой смятый ворот от её дрожащих мокрых пальцев. – Я спасаю других детей, уже сейчас, я спасаю…
– До тебя он говорил, играл, видел меня! Он был нормальным ребёнком! А сейчас? Посмотри на него! Он же не видит нас! Ты же взял его для опытов? Как крысу?
Глаза Элен блестели настоящей яростью. Никогда он не видел её такой.
– Я лечу и его, – Андре попытался снизить тон, – ты не видишь? Он лучше ходит.
– Я вижу, что он стал другим! Я уже давно это видела и говорила тебе, но ты не хотел ничего замечать…
– Успокойся, – Андре схватил Элен за тонкие плечи, приподнял так, что ноги её оторвались от пола, и сжал руки так сильно, что, казалось, сейчас сломает её. – Мне не нужны твои истерики. Всё идёт по плану; дай ему сутки, и завтра он придёт в себя.
Он хлопнул дверью, а Элен так и осталась в детской комнате. Она уже не плакала, она и сама боялась, что испугает ребёнка. Склонилась над Жоэлем и, погладив его по голове, сказала:
– Тебе нужно поспать, сынок.
Ребёнок молчал, он даже будто бы моргал реже. Элен закусила губу, чтобы не разрыдаться при нём, и осторожно положила Жоэля в постель, подоткнув одеяло ему под ноги.
Андре Бёрк уже спал, когда Элен встала с кровати и, не надев тапки, не включив свет, вышла из комнаты. Сколько было на часах, она не знала – судя по темени за окном, около трёх, ей это было не важно; ничего не имело значения, кроме правды, которую от неё скрывал муж. Или тот, кто лишь назвался ее мужем. Элен была достаточно умна, чтобы понять причину их брака, но и достаточно одинока, чтобы в неё не поверить. Она так же любила его, так же жалела, так же считала гением, слегка спятившим, но всё же… Вот только ребёнка она успела полюбить больше. Что, если завтра Андре переборщит с дозой и вообще убьёт мальчика? Его посадят, её посадят… этого она не могла допустить.
В комнате мужа было темно. Элен прошла к письменному столу и открыла выдвижной ящик.
28 глава
Ребекка закрыла книгу и поставила её на полку. Здесь было много книг; она всегда спрашивала, какую бы он хотел послушать на этот раз, пытаясь уловить ответ в его отрешённом взгляде.
– Какую выберем сегодня? Эту? – Она перебирала стопку с твёрдыми, слегка потёртыми корешками. – Или эту? – показывала ему другую. – Может быть, любовный роман? – смеялась она. – Нет, я знаю, тебе не хватает приключений; может, про мореплавателей?.. Давай читать про море, Жоэль.
Жоэль моргал. Он моргал, потому что не мог лежать долго с открытыми глазами, как и любой человек, но Ребекка всегда принимала это за ответ. Может, оно так и было, оно непременно должно было таковым быть.
Она всегда читала Жоэлю, каждый день. Каждый раз веря, что он услышит её, каждый раз отвечая на свои же вопросы. Ей казалось, что раньше он хоть как-то реагировал на слова, но за последний год ушло и это. «Что вы хотите, – говорил ей доктор, – никто не может предугадать работу мозга; мальчик теряет навыки, в его состоянии это естественно». Доктор сказал, что может ответить лишь за работу мышц, что, если ребёнок сможет ходить, вернутся и другие навыки. Любой потеряет способность слышать и видеть, если единственное, что он видит, – это потолок. «Мы поставим его на ноги, он будет ходить по дому, выходить во двор; быть может, вы будете возить его в город… Кругозор – вот что необходимо для развития ребёнка. Он должен познавать мир через тактильные ощущения, это основная наша задача».
Ребекка смотрела на Жоэля и, казалось, уже не видела в нём того ребёнка, каким тот был пять лет назад. Тогда он бегал по дому как заведённый, снося всё на своём пути; Люсинда ворчала на него, мать закатывала глаза, а Фабьен лишь одобрительно посмеивался. Как-то Юбер привёз из леса тигровые лилии и посадил их перед домом, они пахли мёдом и карамелью. Жоэль любил зарываться в эти карамели, а после бегать за гостями с оранжевым носом, грозясь уткнуться в их вечерние платья. Как-то мать, потеряв терпение, велела избавиться от цветов, и больше Жоэль не пах тигровой пыльцой. А вскоре дом избавился и от гостей – после случая с Жоэлем они перестали приходить.
Каким же потешным был тогда Жоэль… Ребекка вдруг вскочила с кровати, обняла и поцеловала брата в обе щеки.
– Ты помнишь тигровые лилии, Жоэль? Помнишь? Они росли под нашими окнами.
Ребекке показалось, будто что-то похожее на улыбку искривило тонкие губы мальчика.
– Да-да, – она поцеловала его ещё раз, – ты помнишь, они пахли мёдом, а твой нос был всегда ярко-рыжий…
Точно, это улыбка! Он улыбался ей, её Жоэль, и