Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что – оно? – спросил Альберт.
– Место для штаб-квартиры работ по спасению человечества, конечно. Что может быть лучше? Давайте-ка постараемся собрать сюда лучшие умы из Лос-Аламоса и Чикаго, прежде чем их растащат по преподавательским кафедрам. Альберт, старина, вы же пользуетесь влиянием, верно?
Брови Эйнштейна поползли вверх – два белых облачка стремились присоединиться к другим, безмятежно плывущим по небу. Он медленно кивнул.
– У них действительно есть обычай прислушиваться к моему мнению, несмотря на сомнения по поводу компьютера Джонни.
– Замечательно! Нам нужно поговорить с вашим директором, этим Эдд-э-лот-ом. – Лео исказил фамилию, подстроив ее под эйнштейновский каламбур, и собеседник улыбнулся, довольный тем, что его шутку все же оценили и даже обыграли еще раз.
– Между прочим, Фрэнк говорил мне, что подумывает об отставке – на будущий год ему исполнится шестьдесят пять. Он пока еще не сообщал о своем намерении, но собирается сделать это уже на будущей неделе.
– Ага! И этому чудесному месту потребуется новый директор, – воодушевленно подхватил Лео. – И я знаю подходящего человека!
Глава 23
Увидев фотографии из Хиросимы, [Оппенгеймер], похоже, пришел к твердому убеждению, что уникальная, не имеющая себе равных лаборатория, которую он создал, не имеет больше права на существование.
Эдвард Теллер
Эдвард Теллер провел менее шести месяцев в Чикагском университете, где работал вместе с Энрико Ферми, и в марте 1943 года переехал в Лос-Аламос. Но, хотя время его пребывания в Городе на ветрах оказалось столь недолгим, он произвел там яркое впечатление, и университет очень хотел заполучить его обратно – особенно сейчас, после того, как миру рассказали о Манхэттенском проекте.
Не далее как на текущей неделе Норрис Брэдбери, сменивший Оппи на посту директора Лос-Аламоса, предложил Теллеру должность руководителя теоретического отдела вместо Ханса Бете, который тоже покинул Гору. Теллер считал, что этого слишком мало, да и слишком поздно; этот пост должен был достаться ему два с половиной года назад. Тем не менее это дало ему сильную позицию на переговорах сегодня, во время его ответного визита в Чикагский университет. Он был уверен, что ему предложат должность штатного профессора.
– Такого места вы еще не видели! – воскликнул по-венгерски его старый друг Лео Силард, когда они прогуливались по кампусу Чикаго. Он имел в виду идиллический Институт перспективных исследований в Нью-Джерси.
– Янчи рассказывал мне о нем, – ответил Теллер (тоже на родном языке).
– Ба! Слова ничего не стоят. Вы должны съездить туда вместе со мною и убедиться лично. Что касается предстоящей работы, нам ни в коем случае не стоит оставаться здесь, в Чикаго. – Он указал на группу зданий, в которых размещался факультет искусств. – Нам нельзя оставаться в каком-либо традиционном университете с сотней всяческих неуместно разнообразных кафедр и бесконечной бюрократией.
– Янчи сказал, что в том институте есть историки.
– Совершенно верно, есть. И люди, занимающиеся прочими гуманитарными науками. Вы знаете, что такое палеография? Мне пришлось заглянуть в энциклопедию. Но большинство там составляют физики и математики – и Янчи строит самую большую в мире вычислительную машину, которая будет помогать в расчетах.
– И какую же роль вы видите там для меня?
– Эде! – Силард использовал родную, венгерскую форму имени Теллера, а не латинизированную, как обычно. – Эде, мальчик мой, естественно, это важнейший вопрос! Я думаю, что вы станете там новым директором!
Ноябрьский ветер трепал одежду и кусал за щеки.
– Я?! – отозвался Теллер, не скрывая удивления.
– А кто же еще? Нынешний руководитель уходит в отставку. Теоретический отдел в Лос-Аламосе достался не вам. А сейчас перед вами шанс возглавить нечто даже более важное – организовать работу лучших умов мира по спасению планеты.
Теллер сдвинул густые брови:
– Вообще-то я собирался продолжить работу над супербомбой или здесь вместе с Ферми, или в Лос-Аламосе.
– Нет, нет, нет! – возразил Лео. – Только дуракам может прийти в голову драться в горящем доме. Закончилась не только эта война, но и все войны. Каким безумием было бы ссориться из-за границ и ресурсов, которые в скором времени сгорят дотла.
– Это будет важная работа, – медленно, словно смакуя, проговорил Теллер.
Лео помолчал, дожидаясь, пока встречная кучка студентов пройдет мимо. Теллер услышал, как кто-то из них воскликнул: «Мой бог, это же Эдвард Теллер!»
– Это будет важнейшая работа, – ответил Лео, когда они вновь оказались вне пределов слышимости для посторонних. – Самая важная работа, какую только можно представить.
– Но почему я? Мне кажется, что самой подходящей кандидатурой был бы Оппенгеймер. В Лос-Аламосе он показал себя прекрасным организатором.
– Оппенгеймер! Он запретил распространение там моей петиции – вы сами сказали мне об этом. Я слышал, будто он сказал Трумэну, что у него руки в крови – и так оно и есть! Но вы, дорогой Эде, вы же не работали над этой ужасной бомбой, вы не ограничивали себя ближней перспективой.
– Я знаю людей, – сказал Теллер, – которые возражали и продолжают возражать против любых работ по термоядерным бомбам. – И тут он, видимо, понял, куда клонит Силард. Его голос сделался резким. – И вы тоже хотите отвлечь меня от этой работы!
Лео улыбнулся:
– О, можно сказать и так. Конечно же, я не намерен повторять прежнюю ошибку. Если бы вы не отвезли меня к Эйнштейну и если бы я не убедил его подписать письмо Рузвельту, сегодня в мире не было бы атомных бомб; я переоценил как знания, так и целеустремленность и немцев, и Советов. Честно сознаюсь: я почти уверен в том, что, если американскими усилиями по созданию супербомбы не будет командовать человек вашего калибра, такое оружие вовсе не появится.
Калибр. Командовать. Теллер нахмурился. Как только разговор заходил о бомбах, в языке начинали преобладать термины, связанные с оружием; даже Лео – скорее ягненок, нежели лев, несмотря на свое имя, – поддался этому настрою. Но, возможно, его старый друг прав. Ни Германия, ни Япония больше не имели возможности проводить подобные исследования, а у Советов кто мог бы соперничать с американцами? Возможно, Курчатов. Капица? И впрямь маловероятно. И все же…
– Но ведь это административная работа. – Именно таким презрительным тоном любой исследователь в любом уголке мира говорил бы о подобной должности.
– Эде, как раз административных обязанностей там будет очень мало. Эйнштейн объяснял мне, что идеальным администратором для этого института был бы очень спокойный человек, который не будет лишний раз тревожить людей, погруженных в размышления, а это значит, что и у вас будет достаточно времени для ваших собственных размышлений. Но, конечно, шеф-повар должен привнести в гуляш дополнительную приправу: стиль, который побудит других присоединиться к нашим усилиям. Я реалистично отношусь к своей репутации: я кусачий овод. Да, да, те, кто