Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.

– Протест принимается, – сказал судья. – Нет необходимостивыступать с аргументами, мистер Мейсон.

Адвокат сел на место.

Считая, что он добился победы даже в поражении, улыбающийсяДрамм поклонился Мейсону.

– Господин адвокат, вы можете проводить перекрестный допрос.

Все глаза в зале были направлены на Перри Мейсона. Онпрекрасно осознавал драматизм момента и интерес к своему первому вопросу.Мейсон подошел к плану, прикрепленному кнопками к доске, приложил указательныйпалец правой руки на поворот дороги, ведущей от дома к бульвару, а указательныйпалец левой руки – на кабинет и спросил тоном, в котором слышался вызов:

– Не могли бы вы назвать точное расстояние от точки, накоторую я показываю своим правым пальцем, то есть поворота, до точки, которую япоказываю левым, то есть места, где было найдено тело?

– Если ваш правый указательный палец находится там, гдедорога заворачивает на юг, – ровным тоном сказал свидетель, – а левый палецнаходится точно в том месте, где было найдено тело, то это расстояниесоставляет двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма.

Мейсон повернулся к свидетелю, на лице адвоката былонаписано удивление.

– Двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма? – снедоверием воскликнул он.

– Да, – кивнул свидетель.

Мейсон опустил руки от плана.

– У меня все, – сказал он. – Больше вопросов к свидетелюнет.

Судья Маркхэм взглянул на часы, по залу суда пробежал шумок– словно колышутся сухие листья от первого порыва приближающегося ветра.

– Мы практически подошли ко времени, когда обычнозаканчивают рассмотрение дел. Заседание откладывается до десяти часовзавтрашнего утра. Господа присяжные должны помнить, что они не имеют правасовещаться между собой, позволять другим говорить с ними или в их присутствии осудебном процессе.

Судья стукнул молоточком по столу.

Мейсон хитро улыбнулся и сказал своему помощнику:

– Драмму следовало бы допрашивать этого свидетеля до времениокончания заседания. Он дал мне возможность задать один вопрос, и именно этотвопрос будет фигурировать во всех утренних газетах.

Эверли очень внимательно посмотрел на адвоката.

– Двести семьдесят два фута – достаточно большое расстояние,– заметил он.

– И оно не уменьшится по мере рассмотрения дела ни на дюйм,– заверил его Мейсон.

Газеты выдвинули предположение, что первым важным свидетелемсо стороны обвинения будет или Артур Кринстон, здравствующий партнер убитого,или Дон Грейвс, единственный свидетель убийства.

Таким образом репортеры показали, что они недооцениваютдраматическую тактику ведения дел в суде первого заместителя окружногопрокурора. Драмм считал необходимым подготовить умы присяжных к мрачнойразвязке, точно так же, как драматург никогда не перенесет главную сценутретьего акта в начало пьесы.

Он пригласил судью Пурлея для дачи свидетельских показаний.

Головы зрителей поворачивались, чтобы рассмотретьмуниципального судью, который направлялся к свидетельскому креслу из самогоконца зала. Он двигался по проходу размеренным шагом, с чувством собственногодостоинства, прекрасно понимая важность своего положения.

Седовласый, широкоплечий, грузный, он поднял правую руку ипринял присягу, затем сел в свидетельское кресло. Всеми своими манерами онпоказывал свое уважение к суду и правосудию, которому служил, с достоинствомтерпел адвокатов и присяжных и совсем не обращал внимания на беспокойныхзрителей.

– Вас зовут Б.К. Пурлей? – спросил Клод Драмм.

– Да, сэр.

– Вы в настоящее время являетесь должным образом избранным,аттестованным и действующим судьей муниципального суда нашего города?

– Да.

– Вечером двадцать третьего октября текущего года вынаходились поблизости от дома Эдварда Нортона, не так ли?

– Да.

– В какое время вы прибыли к дому Эдварда Нортона, судьяПурлей?

– Ровно в шесть минут двенадцатого.

– А когда уехали?

– Ровно в одиннадцать тридцать.

– Не могли бы вы, судья Пурлей, объяснить присяжным, почемуможете с такой точностью свидетельствовать о времени своего прибытия и отъезда?

Мейсон ясно видел ловушку, но у него не было альтернативы,кроме как войти в нее.

– Я возражаю, ваша честь, – заявил он. – Свидетель уже далпоказания. Умственный процесс, который привел к ним, является несущественным ине относящимся к делу и в лучшем случае может быть оставлен для перекрестногодопроса.

– Протест принимается, – принял решение судья Маркхэм.

Клод Драмм иронично улыбнулся.

– Я снимаю вопрос, ваша честь, – сказал он. – Это мояошибка. Если мистер Мейсон пожелает, то он сможет рассмотреть этот аспект приперекрестном допросе.

– Продолжайте. – Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.

– Кто сопровождал вас в той поездке к дому Эдварда Нортона?– спросил заместитель окружного прокурора.

– Когда я направлялся туда – мистер Артур Кринстон, а попути назад – мистер Артур Кринстон и мистер Дон Грейвс.

– Что произошло, когда вы находились у дома Эдварда Нортона,судья Пурлей?

– Я подъехал на своей машине к дому, остановился, чтобы датьмистеру Кринстону выйти, развернул машину, выключил мотор и стал ждать.

– Что вы делали, пока ждали?

– Сидел в машине и курил первые минут десять-пятнадцать, азатем несколько раз нетерпеливо поглядывал на часы.

С этими словами судья Пурлей посмотрел в сторону Мейсона.Все его манеры указывали, что он прекрасно знаком с тем, как протекаетрассмотрение дел в суде, и он все равно представит убийственные для обвиняемыхпоказания, независимо от того, хочет этого защита или нет. Из того, что судьяПурлей несколько раз взглянул на часы, можно было сделать вывод, что он точнознал время своего отъезда от дома и достаточно ловок и находчив, чтобы донестидо присяжных ту информацию, что хочет, не нарушая правил ведения судебногопроцесса.

Мейсон посмотрел на свидетеля с полным безразличием.

– Что произошло потом? – спросил Клод Драмм.

– Из дома вышел Артур Кринстон, чтобы присоединиться ко мне.Я завел машину, но в этот момент распахнулось одно из окон в юго-восточном углуздания и из кабинета высунулась голова мистера Нортона.