Либеральный период, однако, просуществовал недолго. Через несколько лет ввели ограничения на принятие простолюдинов в Большой совет. Вначале их кандидатуры должны были одобрить не 12, а большинство членов Совета сорока; затем обязательное число голосов за увеличилось до 25 и 30. Дополнительные ограничения отражены в декларации 1323 года, по которой кандидаты в члены Большого совета должны были доказать наличие предков, занимавших высокие посты в городе-государстве. К тому времени членство в Большом совете стало постоянным и наследственным, оно служило предпосылкой к избранию в любой другой совет и на любую высшую должность.

Впоследствии старая граница между знатью и простолюдинами стерлась. Поводом для причисления к знати стало членство в Большом совете. Все члены Большого совета считались знатью, а аристократами считались не те, кто вел соответствующий образ жизни, но имевшие знатных предков.

Расширив таким образом рамки правящего класса и даровав его представителям наследственные полномочия, Градениго смягчил последствия межпартийных распрей. В таких городах, как Флоренция, где подобные распри вели к резкой смене власти и переходе ее от одной партии к другой, обычным средством для закрепления такого перехода было Народное собрание. Такое собрание без труда можно было настроить в пользу той или другой стороны с помощью посулов или устрашения. Большим советом Венеции, полностью подменившим собой Генеральную ассамблею в качестве высшего органа, невозможно было манипулировать подобным образом. Наследственное пожизненное членство в этом совете подкрепляло уверенность представителей правящего класса в том, что они внезапно не окажутся изгнанниками. Они закрепили за собой надежное место в политической жизни Венеции; поэтому реформу 1297 года, возможно небезосновательно, называли «плотиной». Но главный сдерживающий эффект реформы вызывался просто тем, что власть делили между собой представители многих знатных семей, которых насчитывалось почти 200. Распри между некоторыми из них подавлялись вмешательством других семей, озабоченных другими вопросами. После реформы легче стало находить представителей знати, способных быть беспристрастными.

Короче говоря, Градениго усилил влияние аристократии, увеличив ее присутствие во властных структурах. Живший чуть позже юрист Бартоло да Сассоферато именно за это хвалил Венецию как преуспевающее аристократическое государство. В Венеции, по его словам, возникло правительство, которое можно назвать властью меньшинства, но, продолжал он, «хотя их мало по сравнению со всем населением города, их много по сравнению с теми, кто правит в других городах, и потому, что их много, народ не возмущается их правлением. Кроме того, благодаря тому, что их много, их нелегко расколоть; более того, многие из них – люди умеренного достатка, те, кто всегда были стабилизирующей силой в городе».

Несмотря на все меры, направленные на сдерживание групповщины, в годы правления дожа Пьетро Градениго произошел взрыв. Подобно кризисам, уничтожившим в большинстве городов республиканское правительство и установившим тиранию, кризис в Венеции также наступил после неудачи во внешней политике. Все началось в 1310 году, во время войны с папой за Феррару, о чем уже упоминалось выше. Дож Градениго вел агрессивную внешнюю политику, он стремился воспользоваться преимуществом положения в Ферраре для того, чтобы подчинить ее власти Венеции, несмотря на противодействие со стороны сюзерена Феррары – папы римского. Даже подвергнувшись папскому отлучению от церкви и интердикту, даже после поражения венецианской армии у Феррары и огромные материальные потери, понесенные за границей венецианскими купцами, которых взяли в плен вместе с товарами по условиям папского интердикта, дож отказывался уступать.

Готовность Градениго противостоять папе с самого начала встретила сопротивление со стороны лидеров соперничающих фракций, особенно семьи Кверини. Личные ссоры осложняли отношения между ними и главными сторонниками дожа, Джустиниани и Морозини. Представитель семьи Морозини, служивший начальником ночной стражи, попытался на Риальто обыскать одного из Кверини, дабы проверить, не нарушает ли тот закон, запрещавший скрытое ношение оружия. Ретивому чиновнику подставили ножку и унизили, а оскорбителя Кверини оштрафовали, так что оба остались недовольны. Другие Кверини, которых называли «Кверини из Большого дома», затаили злобу на Дандоло; один из них, служивший государственным прокурором, ревностно преследовал их за бесчинство, совершенное против одного еврея в Эвбее. Самым озлобленным был Марко Кверини, сын Николо Кверини. Ему казалось, что его недостаточно поддерживали, когда он командовал войском у Феррары, и несправедливо обвинили его в поражении. Заговор с целью убить дожа и захватить власть был задуман Марко Кверини. В нем участвовал и зять Марко, Баямонте Тьеполо, который должен был возглавить восстание. Баямонте был сыном того самого Джакомо Тьеполо, который добровольно устранился от борьбы за власть во время выборов Градениго. В противоположность своему отцу, Баямонте был из тех, кто подтверждал опасения аристократии об опасности предоставления слишком большого престижа одной семье. Служа кастеляном в Модоне, он полюбил пышные развлечения и роскошь; он заявлял, что такой образ жизни оправдан выделением ему средств, необходимых для его поста. За должностное преступление его приговорили к крупному денежному штрафу. Обидевшись, Баямонте уехал из города и вернулся лишь по зову Марко Кверини для того, чтобы возглавить мятеж. Если бы мятеж закончился успешно, Баямонте вполне мог бы стать главой города. В других итальянских городах сторонники папы в распрях с императором Священной Римской империи назывались гвельфами, поэтому партию Тьеполо-Кверини, злоумышлявшую против правительства во время войны с папой, называли венецианскими гвельфами. Но заговор определялся не столько отношением к папе и его требованиям, сколько личными амбициями, симпатиями и антипатиями.

Дворцы Кверини и Тьеполо находились друг напротив друга, по обе стороны моста, за рынками и лавками Риальто. Они решили собрать там ночью своих сторонников, а утром пересечь Большой канал и двумя колоннами проследовать на площадь Сан-Марко. Одна колонна должна была по Мерсери выйти на восточный конец площади, вторая – по улице Фаббри на ее западную оконечность. Там они договорились встретиться и напасть на дворец дожа; там же к ним должны были примкнуть выходцы с островов, которых обещал привезти Бадоеро Бадоер, представитель знатного семейства, состоявший в родстве с падуанскими гвельфами, и владелец обширных материковых владений. Но дожа успели предупредить: в поисках сторонников заговорщики привлекли к заговору простолюдина, который заподозрил неладное и донес на них. Градениго, как всегда, действовал решительно. В ту же ночь он созвал к себе во дворец советников и глав могущественных семейств, на чью поддержку он мог рассчитывать. Те привели с собой своих сторонников. Дож оповестил об опасности Арсенал; кроме того, он приказал подесте Кьоджи преградить путь отряду Бадоера. Заговорщикам не удалось объединить силы. Колонну Тьеполо задержали, пока его сторонники грабили казначейство на площади Риальто, а Бадоер не начал штурм вовремя из-за ужасной грозы. Колонна Кверини прибыла на площадь Сан-Марко первой. Тут же завязался бой, в котором Кверини был убит. По колонне Тьеполо ударили, не дав ей добраться до площади Сан-Марко. В разгар мятежа какая-то женщина, выглянувшая из окна верхнего этажа, уронила тяжелый горшок или ступку, которая попала в знаменосца Тьеполо, и знамя упало на землю. Потеряв объединяющий символ, люди Тьеполо отступили. Таким образом, дож одержал победу. Марко Кверини погиб; Бадоеро Бадоера схватили за вооруженный мятеж и немедленно казнили, Баямонте Тьеполо и других мятежных представителей знати, бежавших в свои дворцы, вынудили уехать в ссылку.