– Боже, – промолвил Пенн, чувствуя, как к горлу подступила тошнота.

– Папаша пригласил пару приятелей, и они показали придурку где раки зимуют.

– Убили?

– Ну, не до такой степени, – покачала головой блондинка. – Хотя можно сказать, что жить без посторонней помощи он теперь не сможет.

Сочувствия в ее голосе не было ни на йоту, что показалось сержанту совершенно естественным.

Пенн задумался. Он выяснил, что Жилищная ассоциация не имеет к квартире никакого отношения, несмотря на заявление соседки. Так что же, ему не надо было ее слушать? И надо было согласиться с полицейским на посту, считавшим ее сумасшедшей? Ведь он сейчас расследует нечто, что существует лишь в воображении серьезно больной старухи…

Пенн вспомнил те времена, когда ему было семнадцать, а Джасперу всего два года.

Они были в гостиной – сам он смотрел телевизор, а его брат, как обычно, таращился в никуда. Неожиданно брат сильно разволновался и стал тыкать пальцем в угол комнаты, где стояла корзинка с игрушками для собаки. Мать с отцом обыскали угол и, ничего не найдя, вышли из комнаты.

Однако Джаспер продолжал показывать на угол до тех пор, пока Пенн не встал и сам не занялся поисками. Как и родители, он ничего не нашел, но понял, что малыш что-то знает. Он стал доставать игрушки одну за другой и показывать их своему брату, который внимательно следил за его действиями. В предпоследней игрушке-конге[35], в которую обычно вставляли лакомства для их спаниеля, оказалась попавшая в ловушку и очень злая оса. Если бы собака схватила эту игрушку, то оса, скорее всего, ужалила бы ее. Пенн вытряхнул осу в окно. Надо было видеть улыбку его брата.

Скорее всего, он и теперь прав, что ухватился за эту зацепку.

– А кто-нибудь брал у вас ключи, чтобы посмотреть на квартиру? – поинтересовался сержант.

– А вот это уже совсем другая история, – оживилась женщина. – Жить там никто не хочет, но многие ловят мрачный кайф от того, что заходят и смотрят ее.

– А список этих посетителей вы мне можете дать? – с надеждой спросил Пенн.

Женщина со значением взглянула на очередь, уже вытянувшуюся до входной двери.

– Да вы просто подскажите мне, где посмотреть, – Пенн улыбнулся, делая шаг в сторону.

Подумав, блондинка оттолкнула стул и встала. Пенн подумал, что вот сейчас она нажмет пару клавиш на клавиатуре и пошлет информацию на принтер. Но не тут-то было.

Вместо этого она протянула руку к скоросшивателю с арочным зажимом, который, казалось, переименовывали уже десятки раз.

– Списки расположены по номерам квартир, – объяснила она.

Пенн поблагодарил ее, но она уже переключилась на следующего посетителя, которого интересовала задолженность по арендной плате.

Открыв скоросшиватель, Пенн обнаружил в нем старый добрый реестр. Номер квартиры, номер ключа, имя бравшего ключ, подпись при выдаче, подпись при возврате. Все просто и эффективно. Этому офису точно не грозит отсутствие бумаг.

Лизнув палец, Пенн стал листать страницы, пока не нашел интересовавший его адрес.

Записи начинались где-то в девяностых, но он быстро перешел к последнему семилетнему периоду, когда в квартире жил педофил. Ключи были возвращены в муниципалитет пять месяцев назад, и с тех пор квартиру смотрело достаточно много людей.

Краем глаза он заметил, как блондинка кивнула в сторону ксерокса.

Вынув из скоросшивателя шесть страниц, Пенн подошел к нему. На странице помещалось двадцать пять имен, так что речь шла о цифре в 150 любопытствующих.

И любой из них мог изготовить копию ключа к квартире, в которой было совершено преступление.

– Командир, Котсволд я люблю не меньше других мест, но разве нельзя было просто позвонить? – спросил Брайант, когда она убрала телефон. Это было уже второе послание от Фрост за день – журналистка никак не могла понять, что босс накинул ей удавку на шею, запретив любые контакты с прессой.

– Я об этом думала, – сказала Ким, когда Брайант остановился на светофоре в Стоу-он-Уолд. Они были всего в пяти милях от Бертона-он-Уотер, где жил человек, которого она никогда не встречала и о котором ничего не знала. Но этот человек в свое время потратил массу времени, чтобы как можно больше узнать о ней самой.

– А он когда-нибудь с тобой разговаривал? – спросил сержант.

– Я ничего не знала о книге, пока в пятнадцать лет мне не рассказала о ней одна из социальных работников, – покачала головой инспектор.

– И ты ее прочитала?

– Зачем? Я это все прожила.

– Ну, хотя бы для того, чтобы убедиться, что там все правильно рассказано. Разве тебе было не интересно узнать, что он там написал?

– А что это изменило бы? – спросила Ким.

Все, что она знала об этом человеке, – это то, что он был журналистом, который хотел заработать на самых неприглядных моментах ее биографии.

Она годами не вспоминала о нем, пока три года назад Александра Торн не попыталась полностью выпотрошить этого человека, чтобы получить в руки информацию, способную дестабилизировать Ким. Сначала инспектору захотелось встретиться с ним, но потом она решила, что все эти возвраты в прошлое не изменят того факта, что этот человек сделал на ее биографии деньги и она ничего не может с этим поделать.

– Это где-то здесь, – сказал Брайант, поворачивая на дорогу с односторонним движением.

Сделав несколько правых поворотов по дороге, вдоль которой то тут, то там виднелись отдельно стоящие дома, они подъехали к ряду каменных коттеджей с парковкой поблизости.

– Средний, – сказал Брайант, когда они вылезли из машины. Под окном коттеджа стоял велосипед.

Прежде чем постучать, Ким сделала глубокий вдох.

Дверь открыл пухлый мужчина, на пару дюймов ниже ее ростом – рост самой Ким был пять футов девять дюймов[36] – и с венчиком волос от уха до уха на затылке.

Вид у него был совсем не такой, какой ожидала увидеть Ким, и на лбу у него не было татуировки «конъюнктурщик».

– Генри Рид?

– Могу вам чем-то помочь? – спросил мужчина приятным голосом.

– Надеюсь. Меня зовут Ким Стоун, и вы…

Ким замолчала, когда мужчина, смертельно побледнев, отступил на шаг в глубь дома.