Тупик, в который уперлась Эдда, целиком состоял из камня, и внешняя поверхность ладоней Эдды ощущала его твердость, однако другой, более чувствительный слой плоти, казалось, нащупывал более мягкую, губчатую субстанцию, через которую можно проникнуть…

Ноздри Эдды подрагивали от возбуждения, руки по локоть ушли в стену. Значит, это возможно, возможно для нее! На мгновение она застыла, стараясь свыкнуться с необычными ощущениями, обуздать волнение. Девушка выпрямила все четыре руки — две из них по-прежнему ощупывали трещинки и выпуклости в камне, две другие тянулись, тянулись вперед… Даже если Эдда и не видела их, то вполне могла представить при дневном свете. Она отбросила все сомнения, верней, ни на секунду не позволила им задержать себя. Маленькая отважная Эдда просто собиралась с духом, готовилась двигаться дальше, через любые преграды, чтобы попасть в иной мир, каким бы он ни был.

Граница, разделяющая миры, была ни сухой, ни влажной, ни теплой, ни холодной; толстой, словно стена замка, и в то же время упругой, подрагивающей и расплывчатой. Эдда подалась вперед, толкнулась коленом, ступней и голенью; всем своим существом почувствовала тонкую грань и протиснулась внутрь.

Солнечный свет ослепил ее. Перед ней была залитая солнцем каменная стена. Кто-то или что-то проревело ей прямо в ухо, подхватило, обожгло грубым поцелуем и оцарапало щеку жесткой щетиной. Эдда закашлялась — в глотке отчаянно саднило, — а тот, кто прижал ее к стене, уже убегал прочь по узкому переулку. Это был мужчина, наряженный в меховую шкуру, в высокой шапке, изображавшей медвежью голову. Голые волосатые ноги убегавшего, как и его руки, были вымазаны жирной черной сажей.

— Я уже беспокоюсь, — призналась Бранза.

— Беспокоишься? — Лига с улыбкой подняла глаза от вышивки. — О ком, о нашей любительнице приключений?

Медведь грузной тушей сидел у ног Бранзы в дверном проходе. «Ты съел ее, пока я спала? — хотелось спросить ей. — Слопал на завтрак?» Лесной зверь, однако, целый день ни на шаг не отходил от Бранзы. Пока она отдыхала у ручья, устав окликать сестру, он выловил в воде три рыбины, а если и сожрал Эдду, то не оставил от нее ни кусочка. По крайней мере в случае с карликом Бранза хотя бы смогла похоронить останки.

— Ну и сколько мне еще ждать, прежде чем начинать волноваться? — спросила она.

— Подожди еще чуточку. Ты, наверное, проголодалась?

— Ужасно. — Бранза скинула башмаки и переступила через порог. Медведь, пыхтя, двинулся было за ней.

— Нет! Тебе нельзя! Кыш! — воскликнула Лига и захлопала в ладоши, прогоняя зверя.

— Мама, ну что ты!

— От этого зверя скверно пахнет!

— Ерунда! Пахнет медведем и немножко рыбой.

— Я и говорю, воняет. Вот тут и сиди, на пороге. Хорошо, голова пусть будет в доме, но только одна голова!

— Мамочка, ты его совсем застыдила! — расхохоталась Бранза, глядя на медведя, виновато накрывшего лапой нос.

— Пусть дуется, сколько влезет, — отрезала Лига. — Стели скатерть, Бранза, пора ужинать.

Когда на столе появились тарелки с хлебом, сыром и зеленью, Бранза, все больше тревожась, рассказала матери о своих дневных поисках. Как выяснилось, она побывала в старом доме-на-дереве, где они с младшей сестрой частенько играли, — а вдруг Эдда, мучимая бессонницей, отправилась туда посреди ночи, а утром задремала? Бранза сходила и к Священному холму, заглянула за каждый валун, под каждый куст дрока. Она не поленилась дойти до Сент-Олафредс и расспросить людей, но никто — ни рыночные торговки, ни свинопасы у городских ворот — не видел Эдду.

— Завтра пойду к обрыву, — заявила Бранза. — Я знаю, иногда она там бродит.

— Думаешь? — с сомнением в голосе проговорила Лига. — Путь неблизкий.

— Заодно посмотрю, не свалилась ли. Может, опять пыталась взлететь.

Лига рассмеялась:

— Брось, дочка. Твоей сестре четырнадцать лет, она уже не ребенок!

— Все же надо что-то делать, — вздохнула Бранза. — Не знаю, как можно сидеть и спокойно шить, когда Эдды нет дома. Я то страшно злюсь на эту упрямицу, то тревожусь за нее.

Лига прожевала хлеб с сыром и похлопала Бранзу по руке.

— Все будет хорошо, — успокоила она дочь. — Вот увидишь.

Ее слова не сбылись. Верней, все, как и раньше, было хорошо — за исключением того, что Эдда не вернулась. По утрам Бранза уходила в лес вместе с Медведем и с мыслями о том, куда еще могла отправиться сестра, в каком месте решила построить шалаш, чтобы пожить в нем несколько дней, как прежде они делали вдвоем. Хотя кроме общих забав у каждой из сестер с самого детства были свои, отдельные игры, скрытность Эдды обижала Бранзу.

Целые дни напролет она бродила по холмам и лугам, обшарила каждую кочку на болоте, исходила все городские улицы. Счет пошел на недели. Иногда Бранза делала перерыв в поисках и горько плакала, уткнувшись в мохнатое плечо Медведя. Она держала себя в руках и не выказывала уныния перед матерью, дабы не поколебать неугасимую надежду, горевшую в сердце Лиги, и все же время от времени ей требовалось дать выход своему горю. Бранза отчаялась увидеть младшую сестру. Лес был огромен; для того чтобы изучить его потайные уголки, не хватило бы целой жизни. Узкая речка тоже была опасна: длинна и в некоторых местах очень глубока. А болото… Кто знает, что скрывается там, под серебристой гладью, поросшей камышом, разрезаемой лишь тонкой стрелой следа, который оставляет за собой утка? Бранза вполне допускала, что во всех этих местах Эдды может и не быть. Она хорошо помнила, как мерзкий карлик топнул ногой за большим камнем и словно провалился сквозь землю: помнила, как Медведь — тот, первый Медведь — прыгнул в пустоту и растворился в волшебном лунном свете. Бранза помнила — память каленым железом жгла ее сердце — о том, как Эдда тоже пыталась взлететь, как ныряла в болото, упорно пытаясь отыскать застрявший клочок бороды. «Разве тебе не хочется хоть одним глазком взглянуть на другой мир?» — слова младшей сестры бередили душу. Очень возможно, что Эдды нет на этих бескрайних просторах — ни в лесу, ни на дне реки, ни в городе; что она просто топнула ногой и перенеслась туда, куда всегда мечтала попасть: в страну карликов и волшебных медведей, которые живут бок о бок с детьми и их матерями.

Недели переходили в месяцы, и постепенно в голосе Лиги что-то изменилось, столь неуловимо, что почувствовать это могла лишь Бранза. Когда она возвращалась домой, мать всегда бодро интересовалась: «Ну и где же ты сегодня была?» Со временем нотка ожидания добрых вестей об Эдде, а потом и всякий намек на то, что прогулки Бранзы в компании Медведя как-то связаны с поиском младшей дочери, исчезли из вопросительного тона.

— И никаких следов Эдды, — порой мрачно заканчивала Бранза рассказ о своих путешествиях, не в силах поверить, что мать так легко забыла причину, по которой ее старшая дочь каждый день сбивает в кровь ноги.

— Вот как? Ох. Да. — На мгновение встрепенувшись, Лига тут же отгоняла тревожные мысли. — Зато какой замечательный кресс-салат ты сегодня нашла! Говоришь, тебя к нему привел Медведь? Что ж, за это он заслуживает похвалы! — Лига бросала одобрительный взгляд на огромную голову, лежащую на пороге.