– Стоп… Вы… Вы хотите сказать, что это… Это то самое, о чём спрашивал наш боевой помтех, было не вино?!

– Доктор. Ой боже ж ты мой боже! Вы делаете мне смешно! Доктор, ты никогда не пробовал поиграть в «Спортлото»?

– Играл. Три рубля выиграл.

– М-м-молодец. Продолжай. Все де-девушки будут твои. А-а-а!

Красный посмотрел на валявшихся со смеху друзей ещё какую-то секунду, потом попытался сделать глоток. Но лишь пред его пытливым внутренним взором предстала стодесятикилограммовая жертва уринотерапии, губы задрожали, он прыснул чаем на землю и заржал, как красный конь товарища Петрова-Водкина.

3

За неделю до старого Нового 1970 года наши бравые лейтенанты оказались в Кирге не по злому умыслу, но по совершенно предопределённому порядку военной подготовки и приказу очнувшейся после новогодних праздников Москвы, взбодрившей доблестный Дальневосточный Краснознамённый округ вестью «об изменении стратегической обстановки на сопредельной территории».

На полигоне Манёвренная группа стала табором по уже раз и навсегда заведённому порядку. Кунги грелись, печурки палаток дымили на морозе, грозные БТР-60ПБ с самого раннего утра носились по полигону, словно шустрые тараканы. Очередное бронированное чудище выскакивало на позицию, и тут же начинал гавкать башенный крупнокалиберный пулемет КПВТ, с ходу разнося мишени трассерами, зажигательными и бронебойными.

Заставы бегали, прыгали, ползали по твёрдой, как камень, бесснежной земле, по сигнальным ракетам штабистов учились «слаженности боевых действий при помощи световых сигналов». Красная ракета – «застава, броском вперёд, в атаку!», зелёная – «отбой», жёлтая – «внимание, приготовиться» и – снова и снова, по кругу, до изнеможения бойцов. Красная, жёлтая, зелёная… В любом порядке – как и что бог штабному на душу и за пазуху положит. И так, сверяясь с конспектом занятий, до обеда. Благо ракет было достаточно: сжигали всё, что было «просрочено» и на самой границе не использовалось.

После обеда или ночью опять бежали на стрельбище, отстреливали бесконечные цинки (патронов не жалели, но подсчёт вели свирепый), бежали назад… «Несвятая Троица» – Чернышёв, Марчук и Костин – гоняла Мангруппу так, что бойцы и даже офицеры передвигались только бегом или, в виде исключения, рысцой. На морозе – в ватниках и валенках. На все недоумённые вопросы любимчиков Чернышёв отвечал таким взглядом, что наглецы бледнели и лишь обретали дополнительную стремительность. Обморожений не было.

Товарищи-господа офицеры располагались в палатках по четыре или шесть человек. Обычно харчевались кто как мог – в столовке и на ночных посиделках. Раньше никогда, ни при каких обстоятельствах скромные вечера офицеров-«любителей» не могли соревноваться с застольями профессионалов. Но случилось несчастье, трагедия, катастрофа, Земля таки налетела на небесную ось – измученные новогодним свиданием, «кадровые» жёны попросили Райку Загребельную поделиться опытом передового домохозяйства, обсудили, оценили… и накатали Марчуку такие же заявления, приложив уже заранее заготовленные доверенности.

Недаром испокон веков Русь на бабах да на челобитных держится.

Желая провести посленовогоднее оздоровление боевого коллектива, командование «пошло навстречу пожеланиям семей товарищей офицеров». Демоны уныния и тоски поселились в палатках кадровых, а их жёны довольно заурчали, обнаружив реальные суммы мужниных окладов. Вот и зачастили товарищи профессиональные офицеры в палатки товарищей офицеров-«любителей».

За присадками к топливу или подлечиться.

«Попить», старик. Попить.

Эти присадки собирались в складчину и включали: кофе, чай, сигареты, сухое вино (румынское, болгарское, венгерское, особенно уже известное нам «Токайское»), консервы, печенье разное – и были в общем пользовании. Водка отсутствовала. И не по причине девичьей застенчивости отцов-командров, а просто потому, что водка – это такая сущность, такая вещь в себе – сама её идея уже греет, границы предвкушения не определены, а уж высоты возгоняемого духа вообще экзистенциально не ограничены.

И непонятно, то ли в точку тебя свернёт жёсткое похмелье, то ли воспаришь ты к хрустальному небосводу, разглядывая светила и ангелов. Некоторые «натурфилософы» в своём рвении доходили до подсчёта демонов на кончике мушки своего пистолета. Поэтому «Несвятая Троица» такой любительский экзорцизм искореняла и направляла на заставное послушание в наряды разной степени беспощадности.

Знаешь, старик, любители абстрактной мудрости во все века ломали головы над изначальным сосредоточием мира. Древний технократ Архимед искал точку опоры, чтобы перевернуть Землю, не менее древний гуманитарий Диоген, как и положено гуманитариям, бегал с факелом среди бела дня и искал человека; вставшие на его плечи утончённые французы советовали искать женщину. Объединяя эти философские максимы, нетрудно было вывести всем неимпотентам известную практическую мудрость, что мир вращается вокруг женщин. Или что женщины могут перевернуть твой мир вверх тормашками. Вокруг своей мягкой точки. Это тебе не демонов считать. Или «вещи в себе» мудрствовать.

Так всё всегда происходит. Так всё и случилось. Рыжие волосы, голубые глаза и длинные ресницы всегда сильнее грома, огня и блеска стали.

…Думаю, ты помнишь, что ещё осенью товарищи лейтенанты намеревались познакомиться с прекрасными работницами советской почтовой службы в Кирге. Но после того, как Мыш и Филиппов напоролись на китайскую группу заброса, мудрое командование направило энергию «тонкой зелёной линии» в русло несения службы – да так, что вся граница на уши встала и ещё полтора месяца простояла в этой неудобной позе – до самого Нового Года, когда граница, в отличие от гражданских и Красной армии, не спит совсем – тут и праздники, и усиление службы, – чтобы не поймать от заречных соседей новогоднюю «саечку за испуг».

Максимум, чего добился Мыш, – так это ремонта почтового отделения в Кирге. За три дня в Биробиджане он плешь проел начштабу дяде Васе Марчуку, ухитрился самого Чернышёва оторвать от вечернего преферанса, сверкал глазами, звенел голосом и описывал, в каких совершенно невозможных условиях вынуждены работать почтовые работники – рядом с учебным пунктом погранотряда. Подполковник, поджав губы, дослушал вдохновенно стрекотавшего комвзвода крупнокалиберных пулемётов и молвил: «Лейтенант… Если вам нравится женщина, это похвально. Тяга к женщинам – это естественно. Лучше бы, конечно, чтобы вас тянуло к вашей жене. Ещё лучше – к вашей службе. Но мы здесь не идиоты, так же, товарищи коммунисты?» – он обратился к извечным своим партнёрам – вечному капитану Кость Костычу Гурьеву и начштаба дяде Васе Марчуку. Те обратили взоры на возбуждённого лейтенанта, вспомнили себя на фронте, хмыкнули, спрятали улыбки и молча кивнули.

Наутро «Троица» выстроила бойцов. Подполковник Чернышёв присмотрелся к рядам воинства и рявкнул: «Плотники! Два шага вперёд! Каменщики! Четыре шага вперёд! Электрики! Шесть шагов! Печники! Есть печники? Печники есть, спрашиваю?! Восемь шагов вперёд!»

Плотников набралась на две бригады. Каменщиков – пятеро. Три электрика. И два печника стояли навытяжку, недоумевая и немножко гордясь редкостью своей профессии.