– Я готов отказаться от этой затеи, – признался я.

– Я тоже. Но сначала посмотрите сюда, – приглушенно ответила Молли, зажимая рот и нос ладонью. – Она опустила фонарик, и его луч скользил по полу.

– Куда именно?

Молли осветила ту часть, которую мы уже прошли, а затем снова направила фонарик на пол перед нами.

– Разницу видите?

Впереди на полу было разлито что-то темное, и чем глубже мы продвигались, тем толще становился слой этого вещества. Его цвет был неоднородным и варьировался от темно-серого до иссиня-черного.

Я присел на корточки, послюнил палец и провел им по черному пятну.

– Гладкое, – сказал я. – И очень твердое. Как будто что-то запеклось при очень высокой температуре.

– Это от него тут такой аромат?

– Не уверен. Возможно. – Я понюхал палец. – Да, так и есть.

– Скверно, – проворчал Кен.

– Почему? – не поняла Молли.

– Потому что, найди мы пару дохлых крыс, у нас был бы шанс. Но если это всего лишь какая-то вонючая жижа, вытекшая из скалы в незапамятные времена, то плохо наше дело.

– Но мы пока не знаем наверняка, – возразил я. – Давайте осмотрим здесь все.

И мы снова двинулись вперед, по направлению к правой стене. Слой непонятного вещества на полу становился все толще, чернее и блестел, словно стекло.

– Вы на стены поглядите, – сказал Кен.

Молли направила фонарик вверх. Окраска стен здесь тоже претерпела изменения, но несколько иного рода. Они, как и потолок, были черными из-за въевшейся в них сажи.

– Прости, Нолан, – вздохнул Кен, – но, по-моему, ловить тут нечего. Был пожар, что-то сгорело, или расплавилось, или вытекло откуда-то на пол и окаменело, а теперь производит эту вонь, вот и все.

Я чувствовал себя странно. Мы стояли посреди комнаты, в которой сотни тысяч лет назад по какой-то неведомой причине, которую мы никогда не узнаем, бушевало пламя, и все, что осталось на нашу долю, – эти его неприятные отголоски, напоминавшие о том, что выхода отсюда у нас нет.

– Да. Думаю, ты прав.

Мы с Кеном ждали Молли, которая решила пройти еще немного вглубь комнаты. У меня уже давно болела голова, и боль становилась все мучительнее. Вдобавок мой желудок выдал громкое протяжное урчание.

– Когда вернемся – съешь кусок сэндвича, – наказал Кен.

– Ладно. Но скоро у нас закончатся и сэндвичи, и орешки, и батончики – и что дальше?

– Хреновая перспектива, Нолан. А знаешь, что с этим местом не так?

– Теряюсь в догадках. Вообще все?

– Здесь нет ничего интересного. Пусто. Только каменные шары в той комнате с бассейном – и больше ничего.

– Может, Кинкейд со товарищи все вынесли?

– Все до последней штуковины? Весьма дерьмовая археологическая практика, даже по меркам того времени. Ну да бог с ними. Я вот что хотел сказать. Раз уж с этой комнатушкой мы облажались, не поискать ли нам что-нибудь, что могло бы сгодиться для разбивания камней?

– Зачем?!

– Затем, что по-иному нам отсюда не выбраться.

– Ты шутишь, да?

– Я не говорю, что нужно прорубить туннель. Мы попробуем расширить зазор между стеной и сферой, чтобы через него мог проскользнуть кто-нибудь постройнее, Джемма к примеру.

– Это скалы, Кен. Имейся у нас специальные инструменты и динамит, еще бы куда ни шло. Но стучать по ним камешком – это слишком энергозатратное упражнение, которое мы просто не можем себе позволить.

Кен открыл было рот, но подумал – и снова закрыл. Затем кивнул:

– Да уж. Согласен. Но тогда… что будем делать?

Почему-то именно сейчас, слушая, как Кен почти серьезно рассуждает о необходимости выдолбить в стене проход, я внезапно осознал весь ужас нашего положения. Обычно, когда наступают трудные времена, какая-то часть тебя упорно отказывается поддаваться унынию и уверенно заявляет, что решение существует, просто пока ты до него недодумался. Этакий внутренний голос, который тихонько бубнит нечто утешительное вроде: «Ситуация, конечно, паршивая, но это ничего – тебя вот-вот осенит, и тогда все снова будет хорошо». А вдруг не осенит, поскольку никакого Гениального Решения в принципе не существует? Что, если ситуация, в которую ты попал, не просто паршивая, а безнадежная?

– Проклятье, Кен! – сказал я. – Мне так жаль, что я всех нас в это втянул.

– Не будь болваном, Нолан. Это чисто продюсерская привычка – вечно придумывать план Б. Все хорошо. Будем ждать Фезер. И чем дольше ждем – тем лучше.

– То есть?

– Это означает, что они с Диланом наконец встретились и вместе отправились за помощью. Вчера Фезер не было всего несколько часов, и она вернулась ни с чем, так? То есть, если ее отсутствие затянется, то лишь потому, что у нее появилась работа. По крайней мере, именно это я упорно внушаю самому себе.

– Ну и как? Помогает?

– Иди на хрен. Кстати, ты в курсе, что без конца скребешь затылок?

– Чего?

Он указал на мою руку, и тут только я понял, что так оно и есть. Причем я уже здорово расчесал кожу.

– А еще плечо. И Молли тоже постоянно чешется.

– Наверное, это из-за пота.

– Или из-за того, что вы оба плавали сегодня ночью в бассейне. Ты ведь говорил, что вода зацвела? Вот и чешетесь теперь, как блохастые кошаки.

– Ты на что намекаешь?

– Всего лишь указываю на причинно-следственную связь, приятель.

Я так и не понял, к чему он клонит. Голова гудела от боли, и пить хотелось нестерпимо.

– Эй, ребята, – позвала Молли. Ее голос доносился из дальнего конца комнаты. – Здесь в стене кое-что есть.

Оказалось, что между нами и Молли целых двадцать ярдов, – я даже не ожидал, что эта комната настолько длинная. Задняя стена отличалась от прочих тем, что ее оставили в неизменном виде, и выглядела она так, как и подобает выглядеть стене пещеры, созданной природой: никаких прямых линий, лишь грубая, шероховатая порода. А в стене зиял проем – трещина, судя по всему, естественного происхождения, достигающая в средней части двух-трех футов в ширину.

Молли посветила внутрь, и мы увидели кривой узкий проход.

– Совсем другое дело, – обрадовался Кен.

– Позовем остальных?

– Нет, – сказал я. – Пока хватит и нас троих. Да и Фезер может вернуться в любой момент. Позовем, если выяснится, что он действительно куда-то ведет. Эх, налобный фонарик бы сейчас очень пригодился, жаль, я, идиот, его не захватил.

Я взял фонарик Молли и шагнул в «коридор», который и в самом деле был всего-навсего разломом в скале. Очень странно: потратить немыслимое количество времени и труда на строительство комнаты – но так и не довести дело до конца.