Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А может, Елисей не разделся, поскольку стеснялся своего худосочного телосложения – не зря же я периодически называла его «жидконогая тварь»?
Через некоторое время выяснилось, что Кривляка и Елисей подарят коммуне нового жителя, согласно завету председателя. По этому случаю была устроена утомительно нелепая свадьба с плясками, песнями и уродскими игрищами – дань традиционным ценностям, над которыми так трясся старик. Он вообще любил сентиментальные представления, рассчитанные на слабые, податливые внушению умы. До сих пор помню мерзкую сцену, как председатель заставил детей обнимать себя и благодарить за то, что «спас» их от людоедов и принял в коммуну. Но я-то знала, что родители тех малышей были вполне нормальными: их забили камнями из-за парочки автоматов, ящика патронов, нескольких лошадей, коровы и плодородного, ухоженного поля, ну и того, что они в очередной раз отказались вступать в коммуну и отдавать свой урожай в «общак». Одним словом, людоеды какие-то, не то что председатель. Теперь их дети зовутся не иначе как «людоедское отродье», живут в сарае и работают в огородах с утра до вечера, не обременённые родительской заботой и вечно попрекаемые куском хлеба. Мечта, а не жизнь. Председатель – молоток.
Несмотря на отсутствие зародыша в моей утробе, Лёд тоже начал активно намекать на брак, но я решительно это пресекла, поскольку тюлевая фата смотрелась бы на мне так же прекрасно, как кокошник на могильщике. Да и картина, где председатель соединяет наши руки, а мать картинно промакивает глаза платочком, а после пляшет свои танцы под слышимую только ей музыку, вызывала во мне тошноту. Я никогда не хотела замуж. Я мечтала сбежать из коммуны и уже обдумывала этот план.
Воспоминания Анечки
Запись третья
Сначала Лёд рассказал, как по моему обгоревшему на солнце носу понимает, сколько дней мы не виделись. Потом признался, что иногда режет себе руки, чтобы отследить ход времени и заодно снять эмоциональное напряжение. Мол, когда он трансформирует внутреннюю боль во внешнюю, становится проще, понятнее и легче. На мою беду, Кривляка своими сраными журналами вбила ему в голову, что если женщина любит, то должна принимать мужчину таким, какой он есть. Поэтому Лёд усердно каялся и признавался, а я должна была терпеть все его странности и не пытаться переделать. (Упаси бог высказывать своё фи, гадкая ты женщина! Вот Кривляка ежедневно воспевает своего хрупкого Елисея и, должно быть, соорудила ему алтарь из соломы и сухих веток как символов его ума и тела.)
Конечно, слепо обожать Льда на первых порах было довольно просто, поскольку я была действительно в него влюблена и все его недостатки как-то терялись на фоне блистающей ауры покорителя женских сердец. Честно говоря, я думала, что это со мной что-то не так, но уж никак не с ним. Ведь все нормальные девчонки коммуны были от него в восторге. Но чем больше я проводила со Льдом времени, тем отчётливее видела его суть. А когда Кривляка или ещё какая-нибудь девица заводили песню про то, какой Лёд распрекрасный парень, мне хотелось протереть им глаза и привести тысячу примеров, почему он может бесить. Хотя я тешила себя мыслью, что только мне как избранной позволено видеть все недостатки и слабости этого великолепного мужа. Я была очень ревнивой собственницей, и эта особенность стала подходящей почвой для наших зависимых, больных отношений. Иногда мне хотелось послать его подальше, но как только я представляла, что вместо меня рядом со Льдом будет околачиваться другая девчонка, в сердце всплывали совершенно иные стремления – обвить его руками и ногами покрепче. Эх, если бы он стал таким, как нужно мне! Но в нашей паре менялась лишь я, а Лёд в ответ выворачивал свою душу и делился со мной сокровенными желаниями, о которых я предпочитала бы и вовсе не знать. Я и не заметила, как стала раскрепощённой женщиной, позволяющей мужчине абсолютно всё, – авторы журналов Кривляки могли бы мной гордиться. Правда, я так и не научилась делать ожерелье из клубники по совету из июльского номера и никогда не встречала любимого в одних только шпильках (знать бы, что это). К сожалению, несмотря на нашу близость и открытость, я совершенно не испытывала всех тех безумных ощущений, о которых так много писалось в Кривлякиных журналах и любовных романах или демонстрировалось в фильмах. Должно быть, в словах белобрысой про фригидную ханжу была толика правды – небольшая, с ложечку, но она и портила мне весь «мёд». А может быть, всё дело в том, что я совершенно по-особенному воспринимала жизнь. Для меня секс был во многом похож на смерть, я постоянно ощущала её сухое дыхание на коже. Когда Лёд касался меня и целовал, мне часто казалось, что если я не буду сознательно заставлять свои лёгкие дышать, а сердце биться, то моя душа выскользнет из тела и унесётся в безмолвную долину теней и вечной ночи. Я думаю, секс и смерть – это два проявления одной сущности. Секс – начало жизни, а смерть – её конец. В животном мире существуют особи, которые умирают сразу после соития, например некоторые пауки. Возможно, в прошлой жизни я была таким пауком, и потому смутные страхи не дают мне расслабиться и отдаться чувствам и ощущениям. Сидя на складе, я иногда перебирала «нужный» хлам, который был свален в углу на всякий случай. Особенно мне нравилось разглядывать открытки с изображением древних богов в индуизме. Разрушительница Кали, наверное, тоже считала, что секс и смерть едины, – на обратной стороне образа этой устрашающей богини кто-то накорябал: «Кали, изменяющийся аспект природы, ведущая к жизни и смерти». Богиня танцевала на собственном муже, лежащем на поле боя. Лёд говорил, что это Шива, который специально бросился ей под ноги, чтобы остановить и не дать разрушить мир окончательно. Кали – защитница богов, убийца демонов, она настолько страшна, что её гнев грозит всему мирозданию. Хотела бы и я обладать такой же силой или хотя бы бесстрашно отрезать головы врагам. Но я слабачка.
А началось всё с игры. Лёд захотел проверить, чья кровь остановится быстрее. Мы раздобыли песочные часы и одновременно